Дэниел Ергин. Добыча

Дэниел Ергин. Добыча: Всемирная история борьбы за нефть, деньги и власть = The Prize: The Epic Quest for Oil, Money, and Power. — М.: «Альпина Паблишер», 2011. — 944 с. — ISBN 978-5-9614-1252-9.

Увлекательно и по-американски попсово написанная история борьбы за нефть от XIX века до эпохи Войны в Заливе. Очень много ярких характеристик, диалогов, зарисовок. Эпичные картины таких событий, как иранский нефтяной кризис периода правления Моссадыка, создание ОПЕК или свержение Шаха.

К сожалению, понимания реальных происходящих процессов книга не дает практически ничего. Для того, чтобы нормально ее читать и понимать, о чем на самом деле автор молчит и что скрывает, необходим фундамент в виде знакомства, к примеру, с «Углеродной демократией» Тимоти Митчелла, который показывает, что основной целью боровшихся за нефть сил было не увеличение количества нефти, а напротив, — саботаж ее добычи с целью поддержания ее цены. За контроль над месторождениями боролись не для того, чтобы их разрабатывать, а напротив — для того, чтобы их не разрабатывать.

И Митчелл и наш хороший конспиролог Смирнов показывают, что, к примеру, Война Судного Дня была политическим театром ставившим целью контролируемое вскручивание нефтяных цен, которое было выгодно ростовщическому сектору экономики (саудиты почти все нефтедоллары отдавали американским банкам) — за счет промышленного. Об этом распределении саудовских капиталов, впрочем, пишет и сам Ергин.

То, что рост цен на нефть не был связан с эмбарго ОПЕК и с арабо-израильским конфликтом четко показывает сам Ергин. Несколько раз до этого — в 1957, в 1967 арабы пытались применять «нефтяное оружие» и вводили ограничения на экспорт нефти, и каждый раз Запад успешно этот удар отражал. Что же изменилось в 1973? Изменилось только одно — в 1973 существовал сговор между ОПЕК и западными элитами по смене экономической модели с производственно-потребительской на ростовщическую, в свете чего дешевая нефть оказалась не нужна, напротив, потребовалась дорогая-спекулятивная нефть. Автор сам это проговаривает, но устами «безответственных сенаторов и журналистов», которых яростно разоблачает.

На фоне опековской лихорадки 1970-х выделяется один человек — Иранский Шах, который хотел вкладывать нефтедолллары не в американские банки, а в индустриализацию своей страны и развитие великой арийской цивилизации. И становится лучше понятно, почему Шаха устранили при помощи вполне поддержанной США революции. Ергин приводит поразительный факт: сенатор Эдвард Кеннеди звонил шаху ежедневно и кричал в трубку: «Отрекись! Отрекись! Отрекись!». При этом автор, разумеется, категорически осуждает Шаха с фирменным американским лицемерием.

«Нефть также показала, что она может быть дурным золотом. Шаху Ирана было даровано желанное нефтяное богатство, но оно погубило его. Советский Союз — второй в мире экспортер — растратил огромные доходы от нефти в 1970-х и 1980-х гг. на гонку вооружений, а также на ряд бесполезных, а порой и имевших катастрофические последствия международных авантюр. И США, бывшие когда-то одним из главных нефтедобывающих государств в мире, а сейчас — самый крупный потребитель, вынуждены импортировать 55-60% необходимой им нефти, ухудшая свое общее стратегическое положение и увеличивая и без того немалый торговый дефицит — рискованное для великой державы положение».

Не дает понять автор и то какой финансовый клан стоит за чьим предприятием. Например Рокфеллеровскийц клиент по самым грязным делам Арманд Хаммер предстает как милый старичок-лесовичок, у которого спонтанно что-то получается в Ливии. Некоторые особенно грязные истории Ергин лишь обозначает и старается увести в сторону — мол гибель бросившего вызов рокфеллеровским «семи сестрам» Энрико Маттеи предлагается считать несчастным случаем.

Тему русской и особенно советской нефти автор старательно обходит, упоминая только, что дешевая советская нефть стала ключом для взлома малыми игроками типа Маттеи нефтяной монополии Рокфеллеров. Тут становится понятно, что события после 1973 года — это, напротив, согласие СССР войти в монополистический картель.

В общем без хорошо дешифровального ключа Егрина читать довольно бессмысленно, так как он создаст ложное представление о практически обо всех имевших место в этот период связанных с нефтью процессах. Картина превращения нефти в основу финансового мирового порядка управляемого нефтедолларом, фьючерсами и прочим Ергин рисует весьма смазанно, пытаясь представить конструирование как естественный процесс.

И напротив, с ключом в голове и пониманием общей обстановки читать его довольно увлекательно, так как он добавляет массу журналистских вкусностей.

Несколько цитат:

«Судьи оставили в силе решение федерального суда. Standard Oil подлежала роспуску. Директора собрались в кабинете Уильяма Рокфеллера на Бродвее, 26, и мрачно ожидали вердикта суда. Разговоров было мало. Арчболд в напряжении склонился над лентой биржевых сводок в ожидании сообщений. Когда новость наконец появилась, все были поражены. Никто не был готов к столь жесткому решению Верховного суда: Standard предоставлялось шесть месяцев для самороспуска. «Нашему плану» был нанесен сокрушительный удар.

Standard Oil разделялась на несколько самостоятельных фирм. Самой крупной из них становилась бывшая холдинговая компания Standard Oil of New Jersey, к которой отходила почти половина общей суммы чистых активов. Впоследствии она была преобразована в компанию Exxon и не потеряла своей ведущей роли. Следующей по величине с 9% чистых активов была Standard Oil of New York, которая затем была преобразована в компанию M obil. Были созданы следующие компании: Standard Oil (California), которая впоследствии стала Chevron; Standard O il o f Ohio, которая вначале называлась Sohio, а затем стала американским отделением British Petroleum; Standard Oil of Indiana, которая стала Amoco; Continental Oil, которая стала Conoco; и Atlantic, ставшая частью ARCO, а затем частью Sun. «Нам даже пришлось командировать нескольких ребят из офиса для того, чтобы возглавить компании на местах», — угрюмо прокомментировал один из руководителей Standard. Эти новые компании, оставаясь независимыми, с непересекающимися структурами руководства, тем не менее в целом соблюдали разграничение рынков и сохраняли свои старые коммерческие связи. Каждая из них имела быстро растущий спрос в пределах своей территории, и конкуренция между ними возникла нескоро.
Никто не получил в результате этой перемены столько, сколько человек, владевший четвертью всех акций, т. е. Джон Рокфеллер. После раздела вследствие роста цен акций его личный капитал увеличился до $900 млн (что эквивалентно нынешним $9 млрд).

В 1912 г. Теодор Рузвельт через четыре года после ухода из Белого дома предпринял очередную попытку вернуться туда, и вновь его мишенью стала Standard Oil. «Стоимость акций выросла более чем на 100%, поэтому г-н Рокфеллер и его компаньоны фактически удвоили свои капиталы, — гремел он в ходе избирательной кампании. — Неудивительно, что теперь Уолл-стрит молится так: “О , милосердное провидение, даруй нам еще один роспуск”». Завершение объединения в 1907 г. означало, что на мировом нефтяном рынке отныне господствовали два гиганта — существующая Standard Oil и растущая Royal Dutch/Shell. «Если бы три года назад Standard попыталась уничтожить нас, ей бы это удалось», — говорил Детердинг в 1910 г. И добавлял гордо: «Теперь же положение изменилось». Между двумя гигантами, однако, продолжалась жестокая конкуренция…».

«В 1950 г. в Лондоне велись переговоры между представителями Министерства финансов США и британскими должностными лицами. В ходе переговоров американцы отметили некоторые тенденции нефтяной политики Саудовской Аравии, влияние которых обязательно скажется на всем Ближнем Востоке. «Правительство Саудовской Аравии недавно предъявило удивительные требования к Aramco, — признался один из американских чиновников. — Они затрагивают все возможные аспекты, которые только могло придумать правительство-концессионер». Однако в той или иной форме все требования сводились к одному — Саудовская Аравия желала больше денег от концессии.

Намного больше. Подобные претензии были присущи не только Саудовской Аравии. В конце 1940-х — начале 1950-х гг. нефтяные компании и правительства постоянно сражались за финансовые условия, на которых базировался послевоенный нефтяной порядок. Центральным вопросом было распределение ренты, «этого неудобного, но важного условия экономики природных ресурсов». Характер борьбы варьировал от страны к стране, но главная цель инициаторов была всюду одна и та же —перераспределить доходы самих нефтяных компаний и их налоговых отчислений в казначейства стран-потребителей в пользу стран — экспортеров нефти. На карту были поставлены не только деньги, но и власть.
Прошло 12 лет с момента экспроприации Мексикой американских и британских нефтяных компаний. Это стало грозным предостережением, насколько далеко могут зайти дела. «Если компании нужно уступить, — говорилось в предписании Государственного департамента, — то следует сделать это в таком порядке, чтобы извлечь все возможные выгоды для всех заинтересованных сторон». По словам Джорджа Макги, помощника государственного секретаря по ближневосточным делам, принцип «50 на 50» стал неизбежностью. «Саудовцы знали, что венесуэльцы получают 50%, — говорил он впоследствии. — Почему бы им не хотеть того же?» На заседании Государственного департамента 18 сентября 1950 г. Макги сказал представителям американских нефтяных компаний, действующих за рубежом, что пришло время «держать удар».

Соглашения между ARAMCO со и Саудовской Аравией не замедлило сказаться на соседних странах. Кувейт настаивал на подобном соглашении, и Gulf Oil побоялась не откликнуться. «Мы можем проснуться в одно прекрасное утро и обнаружить, что Кувейт нами потерян», — говорил обеспокоенный председатель Gulf полковник Дрейк американским чиновникам. Gulf преодолела сопротивление председателя совета директоров Англо-иранской нефтяной компании сэра Уильяма Фрейзера и заставила партнера по Kuwait Oil Company согласиться на принцип «50 на 50» в Кувейте. Британский департамент налоговых сборов сначала выступил против льгот Англо-иранской нефтяной компании, но под давлением других членов правительства согласился одобрить механизм льготного налогообложения. В соседнем Ираке к началу 1952 г. также было подписано соглашение по принципу «50 на 50».

Один исследователь кризиса и распада Британской империи назвал соглашение между Саудовской Аравией и Aramco в декабре 1950 г. «революцией, экономическим и политическим водоразделом, не менее важным для Ближнего Востока, чем передача суверенитета — для Индии и Пакистана». Что касается американского правительства, то оно удовлетворило насущную потребность Саудовской Аравии и других стран в увеличении доходов, чтобы поддержать дружественные режимы и послевоенный нефтяной порядок. Ставки и риск были огромны. В то время, когда каждый доллар на доктрину Трумэна и план Маршалла с боем выбивался в конгрессе, новое соглашение, позволившее ближневосточным странам увеличить налоги с прибыли нефтяных компаний, было более действенно, чем попытки получить дополнительную помощь иностранным государствам от конгресса. Более того, чисто психологически такой принцип действовал успокаивающе…».

«Рекомендации в «джентльменском соглашении» отражали идеи, разработанные Пересом Альфонсо перед отъездом из Каракаса: правительства образуют консультативный комитет по нефти, будут защищать структуру цен, создадут национальные нефтяные компании, их призывали официально отказаться от столь ценимого на Западе принципа «50 на 50» и перейти по крайней мере к распределению 60 на 40 в свою пользу. Кроме того, они станут строить на месте нефтеперерабатывающие предприятия, войдут в торговлю нефтепродуктами и станут более интегрированными в целях «гарантирования стабильных рынков» для себя и обеспечения тем самым более высоких государственных доходов. С любой точки зрения «джентльменское соглашение», являясь секретным, было вехой в развитии нефтяной промышленности. Оно знаменовало собой первый реальный шаг к созданию единого фронта против нефтяных компаний. Как всегда, Ванда Яблонски была в центре событий: она явилась свахой альянса, который превратится в Организацию стран — экспортеров нефти (ОПЕК).

Несмотря на все это, 14 сентября группа завершила работу. Была создана новая организация, которая могла противостоять международным нефтяным компаниям. Она была названа Организация стран — экспортеров нефти (ОПЕК), и ее цели были совершенно ясными: защитить цену нефти, а точнее, восстановить ее прежний уровень. С этого момента страны-члены стали требовать, чтобы компании консультировались с ними по ценовым вопросам, коренным образом затрагивающим их национальные доходы. Они также призвали к введению системы регулирования добычи — мечте Тарики и Переса Альфонсо о мировом Техасском железнодорожном комитете. И они обязались приходить друг другу на помощь в случае, если компании попытаются установить санкции против одной из них. Создание ОПЕК дало компаниям хороший повод для переосмысления положения, творческого отступления и открытых извинений. «Если вы не одобряете наших действий, мы выражаем сожаление о них, — смиренно сказал на арабской нефтяной конференции несколько недель спустя представитель Standard Oil. — Если в каком-либо вопросе, большом или маленьком, вы не согласитесь с нашими действиями, мы выразим сожаление. Независимо от того, правильны или нет наши действия, если вы считаете, что мы не правы или вы не понимаете наших побуждений, то это наша вина». Извинения были разумны, так как на пять стран — основательниц ОПЕК приходилось более 80% экспорта сырой нефти. Более того, создание ОПЕК представляло собой «первый коллективный акт суверенитета со стороны экспортеров нефти», как сказал Фадиль аль-Халаби, ставший впоследствии заместителем генерального секретаря ОПЕК. Он также считал это «первым поворотным пунктом в движении международных экономических отношений к государственному контролю над природными ресурсами…».

«Среди арабов уже более 10 лет велись разговоры о «нефтяном оружии». Теперь у них появился шанс. На следующий день после начала военных действий, 6 июня, арабские министры нефтяной промышленности официально призвали к эмбарго против стран, дружественных Израилю. Саудовская Аравия, Кувейт, Ирак, Ливия и Алжир запретили отправку нефти в США, Великобританию и частично в ФРГ. «В соответствии с решением совета министров, принятым на вчерашней вечерней сессии, — проинформировал 7 июня Ахмед Заки Ямани компанию Aramco, — вас просят не отправлять нефть в Соединенные Штаты Америки и Соединенное Королевство. Вы должны проследить за строгим выполнением этого, и ваша компания будет нести серьезную ответственность, если хоть одна капля нашей нефти попадет на землю двух указанных государств.

Так началась война Судного Дня, четвертая из арабоизраильских войн — самая разрушительная и напряженная из всех, война, которая привела к крайне серьезным последствиям. Оружие участникам конфликта поставлялось сверхдержавами: Соединенными Штатами Америки и Советским Союзом. Но один из самых мощных видов оружия принадлежал исключительно Ближнему Востоку. Это было «нефтяное оружие», эмбарго, сокращение добычи нефти и ограничение экспорта — оружие, по словам
Генри Киссинджера, «бесповоротно изменившее сложившийся в послевоенный период мир». Эмбарго, как и сама война, явилось полной неожиданностью и потрясением.

Но в ретроспективе все представлялось очевидным. К 1973 г. нефть стала жизненной силой мировой экономики, ее добывали и использовали, не задумываясь о будущем. За весь послевоенный период соотношение спроса и предложения никогда не было таким напряженным, а взаимоотношения стран-экспортеров и нефтяных компаний продолжали усложняться. Это была ситуация, при которой любой дополнительный нажим мог вызвать кризис — в данном случае кризис глобального масштаба.
В первые месяцы 1973 г. по мере того, как волна спроса на нефть продолжала подниматься, у независимых переработчиков возникли трудности с поставками
сырой нефти, а на горизонте уже маячила нехватка бензина с наступлением летнего сезона, когда на дорогах резко увеличивается число автомобилей. В апреле Никсон впервые выступил с президентским посланием по вопросам энергетики, в котором сделал чреватое важными последствиями заявление: он отменяет систему квот. Внутренняя добыча, даже защищенная квотами, уже не поспевала за волчьим аппетитом Америки.

Радикально настроенные члены ОПЕК — Ирак, Алжир и Ливия — потребовали пересмотра двух считавшихся неприкосновенными документов — тегеранского и триполийского соглашений. В конце весны и начале лета 1973 г. такую же позицию заняли и другие экспортеры, видя рост цен на рынке. Они ссылались на рост инфляции и девальвацию доллара, но главным аргументом было, конечно ж е, повышение цен. Между 1970 и 1973 гг. рыночная цена на сырую нефть увеличилась вдвое. Доходы экспортеров росли с каждым баррелем, но на рынке при росте цен увеличивалась также и доля доходов
компаний. Это резко расходилось как с целями экспортеров, так и с их идеологией. С их точки зрения, достававшийся компаниям кусок пирога должен был уменьшаться, а не увеличиваться

Гораздо скорее, чем ожидалось, ближневосточная, а не американская нефть стала главным и последним источником. И главным ее поставщиком для всех стран мира, в том числе Соединенных Штатов, стала именно Саудовская Аравия. Соединенные Штаты попали в зависимость от Персидского залива к 1973 г., а не к 1985-му, как предсказывалось. Саудовская Аравия наконец вышла на позиции, которые ранее занимал Техас, и теперь это находящееся посреди пустыни королевство стало производителем, от которого зависел весь мир. Соединенные Штаты уже не могли дальше повышать объемы добычи, чтобы обеспечивать своих союзников в случае кризиса, да и сами они теперь стали уязвимыми. А повышение спроса относительно предложения обещало сделать Саудовскую Аравию еще более могущественной. Ее доля в мировом экспорте быстро поднялась с 13% в 1970 г. до 21% в 1973 г., и этот рост продолжался. В июле 1973 г. она ежедневно добывала в среднем 8,4 млн баррелей, что было на 62% выше, чем в июле 1972 г., когда она добывала 5,4 млн баррелей в день. И это был, по-видимому, не предел. Компания Aramco работала на полную мощность; она очень быстро увеличила добычу, стремясь удовлетворить неожиданный скачок спроса, но некоторые утверждали, что, как бы в дальнейшем ни развивались события, Саудовской Аравии придется сократить добычу, если она не хочет нанести ущерб месторождениям и лишить себя возможности добывать больше впоследствии. Помимо этого в Саудовской Аравии все шире утверждалась точка зрения, что доходы страны больше, чем она может потратить. Две девальвации американского доллара резко обесценили финансовые активы стран с большими долларовыми резервами, в том числе и Саудовской Аравии. Ливия и Кувейт ввели ограничения на добычу. «Какой смысл производить больше нефти и продавать ее за ничем не обеспеченные бумажные деньги? — риторически восклицал министр нефтяной промышленности Кувейта. — Зачем добывать нефть, которая для нас и средство к существованию, и сила, и менять ее на деньги, стоимость которых упадет в следующем году на столько-то и столько-то процентов?» Может быть, рассуждали некоторые саудовцы, и им нужно существенно сократить производство? Изменение конъюнктуры рынка, которое с каждым днем увеличивало потенциальную силу арабского «нефтяного оружия».

6 октября делегаты стран Персидского залива — пять арабов и один иранец — встретились в Эль-Кувейте, чтобы продолжить обсуждение с того места, на котором оно остановилось несколько дней назад в апартаментах Ямани в Вене. Они не намеревались больше ждать ответа компаний. Они приступили к действиям и объявили свое решение: объявленная цена будет повышена на 70%, т .е . до $5,11 за баррель, что приводило ее в соответствие с ценами на охваченном паникой рынке нефти. Это действие имело двойной смысл — была поднята цена, и решение было принято в одностороннем порядке. Иллюзия, что экспортеры будут вести переговоры с компаниями, ушла в прошлое. Теперь полная и абсолютная власть над нефтяными ценами перешла к экспортерам. Завершился кругооборот в развитии взаимоотношений компаний и стран: дни, когда цены на нефть устанавливали в одностороннем порядке компании; получение экспортерами права вето; установление цен в совместных переговорах; и, наконец, завоевание экспортерами полного права устанавливать цены. Когда решение было принято, Ямани сказал: «Это момент, которого я долго ждал. Теперь он наступил. Мы полные хозяева нашей собственности».

В субботу, 20 октября, в два часа ночи Киссинджер вылетел в Москву для обсуждения условий перемирия. Уже в самолете он узнал еще одну ошеломляющую новость: в ответ на продолжение военной помощи Израилю Саудовская Аравия пошла дальше постепенного сокращения добычи и прекратила все поставки нефти в Соединенные Штаты. Другие арабские страны уже поступили так же или готовились к этому. «Нефтяное оружие» теперь полностью вступило в игру — оружие, по словам Киссинджера, «политического шантажа». Существовавший почти три десятилетия послевоенный нефтяной порядок окончательно ушел в небытие….».