Дмитрий Володихин. Смертная чаша

Дмитрий Володихин. Смертная чаша. М.: Вече, 2018

Я дружу с Дмитрием без малого двадцать лет, но, если честно, всегда воспринимал его прежде всего как выдающегося историка, специалиста по русскому XVI веку – опричнине и воеводам Ивана Грозного, царствованию Феодора Иоанновича. Каждому любителю русской истории следует ознакомиться с его замечательными книгами: «Воеводы Ивана Грозного» (М.: Вече, 2009), «Опричнина и «псы государевы»» (М.: Вече, 2010);работами в серии ЖЗЛ: «Митрополит Филипп» (2009); «Царь Федор Иванович» (2011); «Малюта Скуратов» (2012); «Царь Федор Алексеевич» (2013); «Рюриковичи» (2013); «Патриарх Гермоген» (2015); «Иван IV Грозный: Царь-сирота» (2018) и др. Да, разумеется, я знал, что он пишет фантастику, осознавал его огромную роль как организатора нашей литературно-общественной жизни, но, как человек далекий от литератуного процесса, воспринимал всё это периферийным зрением.

Что современный исторический романист может действительно всерьез воскресить эпоху и дать вкус эпохи я поверил лишь в прошлом году, когда погрузился в чтение романов Дмитрия Балашова. Однако казалось совершенно невероятным, что кому-то удастся поднять это выпавшее при трагических обстоятельствах из балашовских рук знамя исторического романа о средневековой Руси.

Дмитрию Володихину это удалось. «Смертная чаша» это роман о битве при Молодях, одном из поворотных событий русской истории, когда после чудовищного погрома Москвы ордами крымского хана в 1571 году, русским ратям под руководством Михаила Воротынского и Дмитрия Хворостинина удалось летом 1572 года дать решительный отпор новому нашествию хана Девлет-Гирея, которое должно было положить конец самой истории русской государственности.

Ни одна из битв великих русских битв, кроме, быть может, Московской в 1941, не несла сравнимой угрозы для русской государственности. В Ледовом побоище шла речь о локальной судьбе Пскова, Мамай шел проучить «улусника», под Полтавой Карл XII хотел лишь признания русскими поражения, и даже Наполеон взяв Москву рассчитывал лишь на мир на условиях строгого соблюдения Россией континентальной блокады. И лишь при Молодях речь шла о жизни и смерти – проиграв Россия проигрывала Казань и Астрахань, то есть свою судьбу в качестве великой трансконтинентальной державы, а может быть и саму себя, бытие как единого государства с центром в Москве.

В то же время, Молодям до времени не повезло в историографии. Эта битва относилась ко второму, «проклятому» периоду правления Ивана Грозного, когда, с точки зрения негативистской историографии, у него не могло быть никаких побед – одни лишь неудачи. При этом сам царь в битве участие не принимал – командовали вскоре казненный Воротынский и «худородный» Хворостинин.

Лишь во второй половине ХХ века сражение при Молодях начало занимать всё большее место в историографии – начали публиковаться документы и статьи о нём. В постсоветский период, когда схематичность советского исторического канона, не допускавшего ничего «несогласованного» была отброшена, наконец-то в открытую заговорили о «забытой великой победе» и историографическую плотину прорвало. Самым подробным изложением хода битвы на сегодняшний момент является глава в монографии известного военно-дипломатического историка В.В. Пенского «Иван Грозный и Девлет-Гирей». Подробно он освящен и самим Володихиным в его книгах, посвященных эпохе Ивана Грозного.

В романе «Смертная чаша» соединяются идеальное знание эпохи и фактического хода событий высококомпетентным историком и большое писательское мастерство в их изображении писателем. Главное внимание уделяется событиям погрома крымцами Москвы летом 1571 года и отражению врагов при Молодях в 1572 с детальным драматизированным описанием хода битвы. Автор избегает создавать сложную эпопею со множеством возникающих и исчезающих героев – вместо этого он создает сравнительно камерное повествование, где ключевых персонажей можно пересчитать по пальцам, однако их глазами мы можем увидеть всё, что нам нужно, а сюжет летит стрелой, в нём есть динамичность киносценария задерживаясь лишь на вставных поэтичных сказах, которые, однако, так завораживают, что задержкой это назвать трудно. Книга, конечно, буквально напрашивается на экранизацию, причем в отличие от романов Балашова сделать это будет не очень сложно, так как сюжет компактен, а больших расходов потребуют только сожжение татарами Москвы и сама битва.

Основа романа – судьба воеводы Дмитрия Хворостинина, сравнительная малоизвестность биографии и худородство которого позволяют вольность в обращении. Володихин делает его отважным воином, смелым рубакой, с рассеченным лицом, настоящим «супергероем». Роман построен на истории его породнения с семейством Тишенковых – Федором и Кудеяром и их отцом Щербиной и трагической судьбе отца, оклеветанного иноземцами, в числе которых знаменитый Генрих Штаден. Столкнувшись с клеветой и несправедливостью, творящимися по воле безумного в гневе царя каждый должен сделать свой выбор – кто-то поддаться гневу, а кто-то смирить себя и служить Русской Земле, не забывая о любви и правде.

Иван Грозный присутствует не на многих страницах, но оставляет яркое и убедительное впечатление – умный, властный, умеющий править и политически одаренный, но ядовитый в речах и теряющий над собой контроль в гневе, который вынужден унимать болью. Так же короткими, но сильными чертами нарисован князь-воевода Михаил Воротынский – владелец почти самостоятельного княжество, гордый своим высокородством, богатый почти как государь, безжалостно использующий людей и дающий им почувствовать свое превосходство, но исключительный мастер войны, отдающий своё искусство защите Русской Земли. Мы ощущаем между ним и царем тот конфликт, который в итоге приведет воеводу в пыточные застенки почти сразу же после победы.

Памятник Михаилу Воротынскому в поселке Воротынец

Начало романа – это чреда изящно выполненных бытописательских «топосов», через которые раскрывается характер героев – нападение разбойников, дружеское застолье, сватовство, донос, поединок, уличная драка, быт тюрьмы, приемы лечения, отношения между мужчинами и женщинами, красота реального, а не карикатурного домостроевского быта.

Зато вполне карикатурен и язвителен Генрих Штаден, затерянный в России немецкий авантюрист и мерзавец, невеликого, но амбициозного и высокомерного ума. Его внутренний монолог о России может показаться абсурдной насмешкой, если не читать собственных штаденовых сочинений, являющий такой же, если ни еще более низкий уровень.

Вообще, если в романе что-то вызывает реакцию «Не может быть!» – лучше десять раз проверить, не является ли это довольно точным пересказом реальных источников о реальных людях. Володихину удалось столь искусно переплести вымышленных и исторических персонажей, так оживить лдей, известных нам лишь по именам и двум-трем чертам, что можно лишь выразить восхищение.

Написаны вводные главы с идеальным знанием быта и нравов эпохи, с отменным юмором и теплотой. Удивительное свойство володихинского романа – он совершенно не питается, подобно «классическому» роману энергией греха, не выстроен вокруг адюльтера или, хотя бы, попыток его. Единственный герой, чье сердце лежит к мужней жене, обуздывает свою страсть молитвой и прославляет себя великим подвигом. Движущей энергией действия выступают долг, любовь, дружба, вера, милосердие, зло же заносится в это движение большей частью извне или произрастает из слабости духовной. И оказывается, что на таком топливе роман, по крайней мере исторический, может двигаться ничуть не меньше успешно, чем на «классике жанра».

Совершенно удивителен язык книги. Певучий, мелодичный и, в то же время, синтаксически резкий. Володихину удается сочетать огромное количество архаичной лексики и лексических словоформ с предельно энергичным, рубленным синтаксисом. И оказывается, что при таком отказе от архаичной структуры предложений-периодов лексическая архаика ничуть не мешает восприятию и не становится стеной для понимания. Кто-то даже, быть может, скажет, что роман получается слишком легким. Но легковесным его никак не назовешь.

Икона Церковь Воинствующая. Символ Казанского взятия

Особую эстетическую функцию несут своего рода вставные новеллы – сказы «Самойло Звон» и «Остров Буян», подаваемые устами сказителей – эти нравоучительные, фантастичные, пронизанные фольклорными и житийными мотивами сказы отличаются особенной богатой изысканностью языка и несут особенную миссию раскрыть то духовное ядро, которое питает героя романа – русского человека великой эпохи.

Однако постепенно ход событий ускоряется. С исключительной яркостью и детальной точностью дается картина великой катастрофы Москвы, взятия и пожара лета 1571 года. «Камера» ездит между Хворостининым, оказавшимся в гуще схватки, Штаденом, пытающимся спастись от пожара на английском дворе, и Воротынским, который на Таганском холме сумел сохранить свою рать и ударом вдогонку отбить и врагов большую часть полона.

Ход событий самой молодинской битвы предваряет ещё одна вставная новелла – рассказ о казанском взятии, вновь документально точная, яркая картина одного из величайших событий в русской истории, написанная эпично и беспощадно, без всякой политкорректности, как кровавый пир русского воинского торжества. Это воспоминание, как бы пролог великой победы у Молодей.

Молодинское поле битвы. Вид на реку Рожайку и холм, где располагался гуляй-город.

Удивительное свойство Молодинского поля битвы, что единственное из древних боевых полей оно сохранило свою топографию. Соответствующие главы володихинского романа можно читать прямо на самом поле боя, расположенном между старым и новым Симферопольскими шоссе (разве не проложены они по сути по древним крымским «шляхам», по которым совершались набеги ханов?) у деревни Молоди. Можно буквально отсчитывать шаги – вот здесь в зарослях речки Рожайки стояли стрельцы, вот тут, на холме, укреплен был гуляй-город, вот там виднелась ставка хана, вот этой балкой провел Воротынский русскую конницу в тыл татарской атаке.

Однако топографическая и историческая точность, выпуклая наглядность картины сражения, сочетаются у Володихина почти с кинематографической остросюжетной драматизацией. Вот стычка с предателем, вот ожесточенный натиск на гуляй-город отражается русскими с древней языческой песней, предающей воина в кровавую жертву ради победы, а вот духовные силы подкрепляет молитва и самоотверженность священства, вот контратака немецкой пехоты на русской службе, вот против крымцев применяется древняя и действенная военная хитрость – передача ложной вести с помощью героя-лжесвидетеля, который под пыткой подтвердит спасительную для русских ложь, чтобы самому умереть в безвестности.

Молодинское поле битвы. Вид с холма, где располагался гуляй-город.

Описание битвы дает именно такой небывалый эмоциональный накал, что победу переживаешь так, точно сам сражался рядом с героями. И заключительные слова, о том, что никому, никакой силе не одолеть нас, потому что мы – Русь, звучат без всякой натяжки.

«Смертная чаша» Дмитрия Володихина, несомненно, войдет в золотой фонд русского исторического романа. И, тем характерней, что профессиональными комментаторами «литературного процесса» она была вовсе не замечена, как не замечается ими и большинство других живых и ярких явлений современной русской литературы. Но это значит только то, что они сами – вне реальной живой русской литературы. Их намерение определять её ход смехотворно, она развивается помимо них.

Впрочем, наряду с традиционной русофобией либеральной интеллигенции, есть и другая, более широко распространенная причина непонимания. Для восприятия этого романа нужно обладать определенным культурным и образовательным уровнем или, хотя бы, к нему стремиться, стараться учиться. И тогда едва ли не каждая строчка володихинской прозы доставит наслаждение. Однако даже патриотическая часть наших читателей в этом смысле оглуплена настолько, что понимает только примитивные речёвки, голливудские форматы страстей и т.д.

Реконструкция молодинской битвы.

Мне попалась рецензия на книгу одного довольно молодого русского националиста, по мнению которого и «любовной линии не получилось» (рецензент не осознал, что любовная линия и не должна была «получиться», то, что она «не получилась» и было, в данном случае, задачей писателя), и язык кажется слишком сложным, и не нравится, что идут подряд «Моление Спасу» царя и «Моление Пречистой» жены Хворостинина – при том, что в каждом случае глава-молитва это, прежде всего, внутренний монолог героя, осмысление событий романа. В итоге рецензент заявляет, что ему «уныло и пресно» в мире «Смертной чаши» – что, конечно, говорит, куда больше о нем, чем о самом романе, который и весел и увлекателен. А под «пресностью», боюсь, разумеется, отсутствие стоячего смрада греха, которым буквально пропитана современная проза всех направлений. Впрочем, книгу рецензент, все-таки, рекомендовал к прочтению.

Иными словами, проблема в том, что володихинский роман «слишком хорош» для актуально имеющегося читателя, который, зачастую, просто не дотягивает до той планки за которой начинаешь получать удовольствие и начинает скучать на самых интересных моментах просто потому, что не понимает происходящего. И говорит это, конечно, не о том, что нужно снижать планку, — писать проще, грубее, греховней, поддакивая читателю. Это говорит о том, что настоящему современному русскому историческому роману предстоит создать, образовать, просветить своего читателя, расклинить его мозги от нарочитой примитивизации, навязанной ему столетием безнационального существования. Нужно добиться того, чтобы в каждом новом произведении вслед за «планкой» взятой писателем (а таковую планку Володихин, несомненно, взял), брал бы аналогичную планку и читатель.

Дмитрий Володихин и Егор Холмогоров о ходе и значении битвы при Молодях.
Программа «Исторический час» на радио «Вера» 14.05.2017

Д. Володихин

– Здравствуйте, дорогие радиослушатели, это светлое радио, радио «Вера». В эфире передача «Исторический час». С вами в студии я, Дмитрий Володихин. И мы сегодня будем с вами обсуждать историю одной победы русского оружия, победы чрезвычайно значимой, но в какой-то степени подзабытой. Знаете, у России немало замечательных воинских триумфов, но среди них не так много сражений, которые должны были быть выиграны, чтобы наша страна выжила, чтобы она просто не была разнесена в клочья, уничтожена, раздавлена. В качестве примера можно привести, например, оборону Москвы в 1941 году, то сражение с немецко-фашистскими захватчиками, которое закончилось тем, что их от столицы нашей страны отбросили. И вот то сражение, о котором мы будем говорить сегодня, является средневековым аналогом битвы за Москву 41-го года. Это сражение у Молодей 1572 года. Его значение ничуть не меньше, чем битва за Москву. И мы с вами будем говорить об этом, будем обсуждать разные аспекты того, как помнят это сражение и почему его не очень помнят. Это очень важный вопрос. И для сегодняшнего нашего разговора не напрасно избран, можно сказать, знаменитый собеседник, историософ и публицист, Егор Станиславович Холмогоров.

Е. Холмогоров

– Здравствуйте.

Д. Володихин

– Егор Станиславович, вот говоря о Молодинском сражении, на мой взгляд, правильно будет для начала обсудить то, что происходило до него с Россией и с той колоссальной, на мой взгляд, внешней угрозой, которая нависала над нею со стороны осколков бывшей Золотой Орды и, в частности, со стороны Крымского ханства. Вот насколько опасным была эта ситуация противостояния с ханствами, которые наследовали власть и всю свою мощь от бывшей Золотой Орды.

Е. Холмогоров

– Ну на самом деле ситуация была исключительно опасной. Особенно если мы вспомним, что, в общем, за Крымским ханством стояла Османская империя, которая на тот момент находилась на пике своего могущества. И вот совершенно поразительный факт, конечно, что вот одновременно Россия, Русь и европейские как бы христианские, католические державы вели синхронную в этот период войну для того, чтобы как-то сдержать османскую экспансию. А удивительно, что при этом они никак не координировали между собой действий, никаких не было соглашений. И, тем не менее, практически подряд идут осада османами Мальты, которая была благополучно в итоге отбита. Затем осада османами и крымцами Астрахани, которая была благополучно отбита с нашей стороны. Еще одна война, которая, в общем, носила судьбоносный для России характер, но она, по сути, не знаменитая. Как-то так получилось, как-то так записалось в сознании, в наших учебниках, а что Астрахань взяли, Астрахань как-то взял Иван Грозный достаточно просто и все, она с нами так и осталась.

Д. Володихин

– Даже самого царя не присутствовало тогда в воинском контингенте, который ее брал.

Е. Холмогоров

– Совершенно верно. А то, что после этого в 1568-69 году был поход крымцев на Астрахань с большим количеством османских войск при этом, если я не ошибаюсь, там янычар даже прислали под Астрахань, который был благополучно в итоге нашими воеводами отбит – вот об этой войне почему-то у нас практически не помнят. Затем дальше. Дальше опять как бы вот этот маятник трехсторонней войны парадоксальной перемещается на запад Лепанто, где разбивает, соответственно, флот дона Хуана Австрийского, в общем-то, уничтожает морское могущество Османской империи. А у нас в этот момент трагедия, у нас в этот момент крымские войска, прорвавшись за русские рубежи, берут Москву – это в 1771 году, при этом гибнет воевода Бельский…

Д. Володихин

– Страшный пожар.

Е. Холмогоров

– Да. При этом Москва, ну практически уничтожено все, что только можно было уничтожить в ней.

Д. Володихин

– Вплоть до того, что те, кто пытался спастись от нестерпимого пожарного зноя в Москве-реке, умирали от ожогов. Они для того, чтобы подышать, выныривали, и лицо выгорало моментально от страшного зноя, люди погибали.

Е. Холмогоров

– То есть, фактически, это был эффект ядерного взрыва, по большому счету, вот такой был ужасный пожар.

Д. Володихин

– Да, это сравнимо.

Е. Холмогоров

– То есть Москва в этот момент, ну слава Богу, Кремль не погиб, но, по сути, Москва, конечно, погибла в этот момент. И уровень шока, который был в этот момент пережит, скажем, Российским государством, виден из того, что Иван Грозный в переговорах с крымскими послами на полном серьезе был уже готов обсуждать то, что отдать Астрахань. Но как бы, что называется, по счастью для всех, крымцев подвела в данном случае наглость. Они потребовали еще и Казань, и тут он все-таки засомневался в том, что готов прямо сейчас принять это решение.

Д. Володихин

– Ну, видимо, это была мудрая царская или, может быть, правительственная мысль, что если отдать волку цыпленка, он и за коровой придет.

Е. Холмогоров

– Совершенно верно. И вот тогда, собственно, и возникает в Крымском ханстве идея у хана Девлет Гирея, что нужно, видимо, Россию добить. Существуют разные как бы гипотезы, насколько радикальны были их планы, то есть, скажем, хотели ли они вовсе уничтожить Москву, попопробовать захватить Ивана Грозного в плен и так далее, как писалось в наших летописях…

Д. Володихин

– Расколоть Россию на небольшие улусы, может быть.

Е. Холмогоров

– Да. Но, во всяком случае, несомненно, что они настаивали на том, что Казань и Астрахань Россия вернула назад в татарский, соответственно, политический круг. Ну а это бы означало, фактически, конец Великой России, потому что не было бы никакого покорения Сибири, и мы не могли бы говорить, скажем, о Южной России в этом случае. То есть вот Московское государство оказалось бы зажато вот в этом узком лесном кусочке…

Д. Володихин

– Между Окой и Волгой.

Е. Холмогоров

– Да, на который еще напирали бы, в общем-то, с другой стороны, с запада. Потому что защита от запада тоже, конечно, была бы гораздо более сложной при этом условии.

Д. Володихин

– Ну вот, Егор, удар по Москве действительно был страшен. Он тем более был неожиданным, что Москву татарам не удавалось взять почти два века, со времен Тохтамыша, 1382 года, сколько татары ни подходили к Москве, не получалось ее взять. Тут они ее, можно сказать, сравняли с землей. И здесь часто задаются, как минимум, любители истории задаются вопросом: а как же так, Крымское ханство, во всяком случае, по названию, государство сравнительно небольшое, откуда такая военная мощь?

Е. Холмогоров

– Ну, на самом деле, это было, в общем, крупная степная держава той эпохи. А Крым, как мы знаем, очень хорошо по условиям подходит там для развития коневодства, для вообще вот как бы для активности степняков. В общем, это была серьезная, очень опасная военная держава. И надо сказать, что в свое время как бы мудрая дипломатия Ивана III позволила использовать это Крымское ханство для освобождения России. Это то, о чем очень часто многие как-то вот так вот не подозревают, а наши учебники, опять же, стесняются об этом сказать, притом что это был действительно великий дипломатический ход Ивана III разыграть крымцев, с которыми он заключил союз при Менгли-Гирее против Казанского ханства, против Большой Орды, что хан Ахмат, когда он приходил на Угру, он всегда имел за спиной…

Д. Володихин

– Заостренный нож.

Е. Холмогоров

– Да, угрозу со стороны Крыма. Но, к сожалению, этот союз он не удержался, он и не мог удержаться долгое время, потому что, как только общий враг исчез, крымцы тут же вспомнили о том, что, собственно, они и являются наследниками Золотой Орды и начали претендовать на все те же ее территории. Они опять вспомнили о Казани, об Астрахани. Был забавный достаточно эпизод, что когда польский король достаточно долгое время считался вассалом крымского хана за Киев. То есть он приносил вассальную клятву за владение городом Киевом, еще и приплачивал.

Д. Володихин

– И окрестностями Киева.

Е. Холмогоров

– Да, совершенно верно. То есть и находился, разумеется, под постоянным ударом крымцев. Потому что ну это история, скажем, уже XVII века, о которой тоже как-то стоило бы поговорить. Но, скажем, в тот момент, когда Россия уже с какого-то периода построив засечные черты, смогла отбиться от крымских набегов, они все обрушились тогда на Польшу, на Украину. И, собственно, Польша в этот момент стала главной жертвой крымцев. Но пока, пока мы вот в XVI веке мысленно, в этот момент, конечно, страшная, самая страшная угроза со стороны Крымского ханства, она Москве. Сами крымцы это большое количество конных всадников, прежде всего, лучников. Это пехота, такое как бы, что назваться, провинциальное отделение корпуса янычар, которое было османами поставлено в Крыму, это ногайские всадники…

Д. Володихин

– Это артиллерия, да.

Е. Холмогоров

– Да. И вот вся эта масса, ну в разных исторических по-разному, то есть более консервативные историки считают, что где-то это было 40-50 тысяч, более как бы доверчивые к тем цифрам, которые зафиксированы в летописных источниках, говорят о 100, о 150. Но в любом случае, это были цифры, которые значительно превышали то русское войско, которое могло быть против них выдвинуто, потому что Россия сражалась на два фронта.

Д. Володихин

– И я бы добавил сюда, во-первых, то, что даже если это не 50 тысяч, а 40, это все равно в условиях Восточной Европы громадные силы. И кроме того территория Крымского ханства, она превышает, собственно, Крымский полуостров – это и Северная Таврия, и Северное Приазовье и часть Северного Кавказа, то есть это, ну скажем так, говоря современным языком, несколько субъектов Российской Федерации, это территория очень значительная. Так вот собственно для России в XVI веке очень важным было выстроить глубоко эшелонированную оборону против этой опасности с юга. Вот вы абсолютно правильно говорили, что Польско-Литовское государство не очень умело защищаться, и там механизм был такой. Набег крымцев глубоко проникает в тело державы, они берут города, жгут села, отгоняют пленников, причем иногда летописи говорят, что отгоняли по сто тысяч человек – ужасающие цифры. Если войско успевало собраться, если у него был толковый полководец, они могли…

Е. Холмогоров

– Посполитое рушение.

Д. Володихин

– Да-да-да, они могли нагнать крымцев, нанести им поражение вот во время их отступления. Но если нет, тогда и войско гибло, и одновременно целая область была разорена вчистую. У нас, действительно, строили засечные черты. И каждый год весной выставляли по реке Оке, как по естественному географическому рубежу, полки. Нет врага, есть враг, небольшие это банды просачиваются, или царь идет крымский, как тогда говорили, в тяжкой силе – все равно полки стоят, стоят до глубокой осени. И это очень дорого стоит государству – в демографическом плане, в финансовом плане, – но это дает надежность. То есть когда бы ни пришли крымцы, они всегда столкнутся с обороной, им всегда придется пробиваться. Ничего не будет дано им просто так. Поэтому мне кажется правильным, если сейчас в эфире прозвучит композиция Сергея Сергеевича Прокофьева «Русь под монгольским игом», написана она была для знаменитого фильма Эйзенштейна «Александр Невский». Речь идет о XIII веке, но к XV все это прекрасно подходит. Послушайте, надо понять тот ужас, который испытывали жители южных областей России, для того, чтобы очень хорошо представлять себе, каким благом была победа над нашествием крымцев.

Д. Володихин

– Дорогие радиослушатели, это светлое радио, радио «Вера». Ей-богу, после такой мелодии даже трудно сказать, светлое, потому что на душе становится печально и горестно. Но все уже, мы с вами продолжаем передачу «Исторический час». С вами в студии я, Дмитрий Володихин. И мы продолжаем беседу с известным историософом, публицистом, Егором Станиславовичем Холмогоровым, так сказать, подхватываем то, на чем завершили нашу беседу до этой замечательной мелодии. Вот вы сказали, Егор, что Россия в этот момент – это 1572 год, весна, лето, – оказывается в сложном положении, поскольку с одной стороны, не закрыта угроза с юга от Крыма, а с другой, приходится вести войну и на другом фронте.

Е. Холмогоров

– Да. Собственно, Россия, как мы знаем, в этот момент ведет тяжелейшую ливонскую войну, причем эпоха первых удач, первых успехов уже завершилась, а фактически в этот момент мы уже терпим поражение, скажем, только что была неудачная осада Ревеля. И угроза в любой момент начала полномасштабных боевых действий со Швецией уже вот по русско-шведской границе в районе Выборга. И Иван собирает огромную армию, в общем, он сам фактически рядом с нею, в Новгороде, и совершает сначала как бы угрожающие действия по отношению к Швеции, грабит окрестности Выборга, грабит Карелию.

Д. Володихин

– Рейды такие военные.

Е. Холмогоров

– Да, да. А затем, соответственно, ждет реакции от шведов. Слава Богу, реакция была та, что они не решились в этот момент пойти на обострение с Россией. Потому что, конечно, двойной удар с северо-запада и с юго-востока, конечно, был бы для России губителен. Но что я еще хотел бы подчеркнуть, возвращаясь к тому, что мы обсуждали про Крымское ханство. Надо осознать (опять же, у нас очень не акцентируется эта проблема в учебниках, вплоть до того, что за последнее время у нас развивалась такая целая мифология о чуть ли не союзных отношениях России с вот этими постмонгольскими ханствами), что каждый год, постоянно Россия испытывала чудовищные кочевнические набеги, которые уводили и уводили население. В течение более чем от 300 лет наша демография фактически делилась, что называется, ну почти что надвое тем фактом, что приходили и угоняли население. Угоняли сначала в Кафу генуэзцам, потом роль генуэзцев стали играть купцы Османской империи. И огромное количество -молодые девушки, молодые мальчики, все, кто более менее был способен к труду…

Д. Володихин

– Зрелые мужчины.

Е. Холмогоров

– Да. Отправлялись на восток. Либо на запад. Я вспоминаю документ, который цитировался в одной работе относительно русских, неожиданно оказавшихся в Италии в Руссильоне. Это письмо, если не ошибаюсь, флорентийской дамы своему сыну с подробными рассуждениями о том, что тебе нужно купить рабыню, вот если хочешь трудолюбивую, возьми татарку, если хочешь там горделивую, возьми черкешенку, если хочешь красивую возьми русскую, но лучше возьми татарку.

Д. Володихин

– Ну, широкий ассортимент.

Е. Холмогоров

– Да. Ну вот вообще тот факт, что русские люди в течение столетий для вот всего этого средиземноморского круга, куда поступали рабы из крымских перевалочных пунктов, из Кафы, из Судака, Сугдеи, тот факт, что мы входили фактически в разряд ассортимента – это чудовищно и это надо было, конечно, прервать.

Д. Володихин

– Я хотел бы напомнить из старой, еще середины XX века поэмы «Наша древняя столица» фразу знаменитую: «Как баюкала турчонка наша русская девчонка». Там рассказывается о том, как пленница, уведенная в Турцию, оказалась на положении рабыни. Эта история совершенно обыкновенная. Работорговые рынки действительно не закрывались на протяжен многих столетий. Огромная часть контингента вот этого самого, как вы сказали, ассортимента, она действительно составлялась из тех, кого угнали из русских областей. И размеры эти потерь населения некоторые специалисты считают сотнями тысяч, некоторые уже миллионами. Последний набег на российскую территорию – вот это момент шокирующий, но это чистая правда – был совершен в середине XVIII века. Уже кругом Российская империя, уже, казалось бы, мощь громадная, непобедимая. Но тем не менее, набеги продолжаются, продолжаются и продолжаются. Экономика Крымского ханства набухает золотом и серебром, полученным на работорговле. Вот, к сожалению, это действительно так.

Е. Холмогоров

– Да. Надо понимать, что вообще как бы логика вот этого Крымского ханства, она была, прежде всего, логикой такой, я бы сказал, коммерчески вымогательской. То есть, скажем, даже ведение дипломатических дел с этим государственным образованием, оно состояло из непрерывной передачи подарков.

Д. Володихин

– Поминков, как тогда говорили.

Е. Холмогоров

– Да, поминки тогда это называлось. Причем если, скажем, русские послы отказывались сразу эти подарки выдавать, хотя бы стремились растянуть эту выдач на длительный срок, то, скажем, их могли схватить, там, скажем, пытали в XVII веке просто участников русского посольства, их реально пытали за то, чтобы они выдали эти поминки. Была история о том, как русским послам категорически запрещалось участвовать в такой комедии, когда они шли к крымскому хану, им на дороге бросали посохи как бы второстепенные крымские мурзы и с тем, чтобы за переступить через этот посох, они требовали себе определенную плату. И вот русскому послу категорически запрещалось это делать, потому что если начнешь платить шантажисту, то он уже просто не отвяжется.

Д. Володихин

– Ну что же, мы зафиксируем два момента. Во-первых, Русь тяжело страдала от набегов Крыма. Во-вторых, наша страна была в состоянии войны на двух фронтах. И, в общем, война шла далеко, ресурсы были не то чтобы исчерпаны, нет, этого еще не произошло, но, в общем, они были не те, уже далеко не те, что 20 лет назад при взятии Казани. Тяжелее стало бороться. Вот, собственно, весной 1572 года русские полки, как обычно, выходят на позиции. Людей не столь уж много, по разным подсчетам, ну где-то от 20 до 25 тысяч. Оптимисты считают 30 тысяч, но это уже, так сказать, под вопросом. То есть численное превосходство за наступающими крымцами. Мне хотелось бы задать вопрос: а кому, собственно, Иван IV доверяет руководить полками? Там ведь одновременно были и опричные и земские воеводы.

Е. Холмогоров

– Ну прежде всего, это замечательный воевода Михаил Воротынский. Уже человек в возрасте, уже человек с огромной совершенно боевой практикой. Он же еще во времена казанской войны командовал одним из полков, кажется, левой руки или передовым, вот как-то вот так вот. Но, во всяком случае, это человек с большой военной карьерой…

Д. Володихин

– Участвовал в штурме Казани

Е. Холмогоров

– Да, с огромным опытом, в частности, стояния вот на этой береговой службе, как тогда называлась охрана Оки. Вот не всегда, конечно, эта береговая служба у него складывалась удачно, периодически эти набеги через него прорывались. Но, тем не менее, у него огромный наработанный опыт, у него явно большой вот хотя бы по событиям, связанных с битвой в Молодях, мы видим его как талантливого военачальника, который почувствовал, что главным направлением удара все-таки окажется прямая короткая дорога на Москву. Притом что были варианты в росписи, скажем, полков на этот год было несколько вариантов предусмотрено, вплоть до того, что крымцы могут уклониться и пойти, например, на Владимирские земли как менее разграбленные.

Д. Володихин

– На Рязань, на Владимир.

Е. Холмогоров

– Они могли попытаться прорваться между Каширой и Коломной. Они могли попытаться прорваться вот по Калужскому направлению, через Жиздру, Угру и так далее. Но вот Воротынский каким-то чутьем почувствовал, что нет, на этот раз Девлет-Гирей будет руководствоваться, прежде всего, скажем, не экономической логикой, не логикой грабителя, а политической логикой, то есть попытается нанести Москве сокрушительный, уничтожающий удар.

Д. Володихин

– Вот насколько я помню, князь Михаил Иванович Воротынский, он не только был крупным военачальником, но и своего рода теоретиком войны. Незадолго до битвы у Молодей, он готовил чрезвычайно важный документ «Боярский приговор о сторожевой станичной службе». Некоторые считают, что это такой своего рода первый устав пограничных войск.

Е. Холмогоров

– Ну я бы вообще назвал это не только уставом пограничных войск, я бы назвал это, в принципе, одним из первых русских военных уставов. То есть конкретным совершенно военно-теоретическим руководством, расписанным, в общем, до большой детальности, где действия русской армии как бы подстраивались под того конкретного противника, с которым она имела дело. Что это не как бы общее такое, как на западе принято, против любого противника, всегда, в любых условиях. Это конкретный устав по борьбе с кочевыми, прежде всего, с крымскими набегами. И это, действительно, как бы, я думаю выдающийся труд, существование которого мы, опять же, как бы не подчеркиваем, не осознаем. Вот это то, что надо, мне кажется, повторять многократно, что наша как бы учебная схема истории нуждается в корректировке. Потому что вот эти события 60-х – 70-х годов XVI века, судьбоносные для России события, они забыты.

Д. Володихин

– Ну во всяком случае, изложены недостаточно подробно.

Е. Холмогоров

– Фактически, ну очень мало у кого из русских историков есть развернутое вот описание этого эпизода. Кажется, только у Соловьева и то, потому что Соловьев как бы склонен был вообще все, что ему только удавалось, описывать подробно. Ну давайте, может быть, поговорим немножко о самой битве, о том, что, собственно, происходило.

Д. Володихин

– Ну мне остается только добавить что у Михаила Ивановича Воротынского была поистине звездная команда. Одним из воевод в его войске был знаменитый князь Дмитрий Иванович Хворостинин.

Е. Холмогоров

– Да, второй герой этой битвы.

Д. Володихин

– Воевода опричный. Исключительно талантливый, своего рода военная звезда России XVI века. И плюс к этому было еще несколько крупных талантливых военачальников, в частности, один из князей Шуйских, который очень хорошо себя проявил на поле боя, останавливая удары крымцев. Ну а теперь что же, мне сейчас необходимо напомнить вам, дорогие радиослушатели, что это светлое радио, радио «Вера» сосредотачивается в ожидании одоления на враги. В эфире передача «Исторический час». Мы с вами ненадолго прерываемся для того, чтобы буквально через минуту продолжить наш разговор.

Д. Володихин

– Уважаемые радиослушатели, это светлое радио, радио «Вера». В эфире передача «Исторический час». С вами в студии я, Дмитрий Володихин. Мы продолжаем с Егором Станиславовичем Холмогоровым беседу о битве у Молоди 1572 года. И, действительно, настало время поговорить о сути тактических маневров и боевых столкновений, которые заняли около недели.

Е. Холмогоров

– Ну, собственно, первая задача русских войск состояла в том, чтобы вообще не дать крымцам переправиться. Выставлены были своевременно полки, использовалась еще чисто русская такая тактическая вещь, как судовая рать. То есть воины, как правило, их набирали в Вятке, которые приплывали на небольших речных судах и, что называется, могли достаточно оперативно встать между татарами и другим берегом на своих судах. Оперативно десантироваться…

Д. Володихин

– На стругах.

Е. Холмогоров

– Да, на стругах. И это вообще очень специфически цивилизационно русская технология, которая в таком виде, в общем, нигде не использовалась больше, использование рек как стратегических коммуникаций на дальние расстояния. И вот она в полной мере использовалась и здесь. Но, к сожалению, в итоге перегородить Оку русской армии так и не удалось. В итоге Девлет-Гирею удалось-таки прорваться на другой берег.

Д. Володихин

– Но это отчасти, отчасти извинительно. Во-первых, все-таки не хватало сил

Е. Холмогоров

– Да.

Д. Володихин

– А во-вторых, эти силы были размазаны, как масло по хлебу, на дистанции в двести километров. Пять полков, которым надо было понять, где будет бить основной вот кулак татарский и сконцентрироваться в этом месте. Это не так просто. Поэтому сначала удерживали Оку, какое-то время не давали переправиться Девлет-Гирею. Потом все-таки ему удалось прорваться, и началась своего рода погоня.

Е. Холмогоров

– Но заметим при этом, что все-таки для того, чтобы прорваться на другой берег, Девлет-Гирею пришлось бросить весь свой тяжелый обоз, то есть он уже, конечно, пошел в силе тяжки, но при этом налегке. И тут, собственно, начались атаки в его тыл конных отрядов князя Дмитрия Хворостинина. Почему он, собственно, был одним из героев этой битвы, потому что он атаковал настолько успешно, что Девлет понял, что он не может больше продвигаться вперед к Москве, ему нужно сначала разобраться с тем, что у него за спиной. Он не сразу при этом еще осознал, что за спиной находятся все русские силы.

Д. Володихин

– Ну то есть эта погоня могла закончиться тем, что арьергардные отряды Девлет-Гирея были бы просто разгромлены. И к Москве дошло бы не так много войск, как планировал хан.

Е. Холмогоров

– Ну в итоге крымцы повернулись, они начали атаковать русских, они устремились в погоню и не заметили, что их выносит на русский гуляй-город. А это, собственно, вторая была очень важная тактическая…

Д. Володихин

– Да, расскажите подробнее, что это такое.

Е. Холмогоров

– Тактическая история. Что такое гуляй-город? Ну, может быть, кстати, вот в моем детстве в учебниках он был. Это большие такие доски, фактически, повернутые набок столы, на колесах…

Д. Володихин

– Щиты.

Е. Холмогоров

– Да, щиты, которые, ну скажем, их активно использовали в Европе, скажем, гуситы в войне активно использовали. У нас при Иване Грозном началось тоже активное их использование против степняков. Фактически, это возможность построить быстро крепость в любом месте, скажем, в степи, где нет естественных укреплений. И в данном случае, вот у Молодей был найден холм, где были поставлены вот эти укрепления, которые оказались совершенно непробиваемые для татарских стрел. Ну а с нашей стороны стрельцы могли наносить удары при помощи своих пищалей.

Д. Володихин

– Ну, в принципе, да, тяжелые деревянные щиты, их перевозили на телегах. При столкновении с неприятелем устанавливали, и сквозь отверстия, бойницы могли бить и стрельцы и, видимо, даже могли бить какие-то

Е. Холмогоров

– Пушки.

Д. Володихин

– Небольшие орудия. Там, например, на вооружении русской армии были так называемые «тюфяки», которые стреляли так называемым дробом, то есть сеченым железом. Это было очень болезненно – попасть под выстрел тюфяка, потому что он был фактически аналогом картечи будущего. Ну и вот, наконец, происходит это столкновение. Когда Хворостинин навел преследующих его крымцев на гуляй-город.

Е. Холмогоров

– И они понесли серьезные потери. И Девлет-Гирею пришлось осознать, что он наткнулся на все русское войско. Это уже были основные силы воеводы Воротынского. И большой полк, и полки правой и левой руки и так далее. И ему пришлось штурмовать этот гуляй-город. Вначале казалось, что это достаточно легкая задача, подошла масса конная татарских войск, начала обстреливать стрелами, рассчитывая, что где-то, может быть, в обороне гуляй-города нащупается уязвимость. Но наши настолько как бы вели интенсивный огонь, что в конечном счете, даже главный мурза, Дивей-мурза был схвачен нашими в плен. То есть после этого фактически Девлет-Гирей оказался в стратегическом тупике. Помимо всего прочего, ему было достаточно позорно оставить этого Дивей-мурзу в плену. И при этом что самое главное, он не имел ресурса времени для того, чтобы, скажем, выждать, пока осажденное им русское войско начнет голодать. Он должен был торопиться.

Д. Володихин

– Потому что его собственное конное войско повыело вокруг корм, пищу и само находилось в не очень-то легком положении.

Е. Холмогоров

– Ну и там был еще забавный момент с грамотой, которая была перехвачена Девлет-Гиреем, шедшей к Воротынскому, где сообщалось что государь Иван Васильевич с большой силой идет к тебе на помощь и так далее. То есть совершенно очевидно, что это была откровенная провокация. Но провокация сработала, а Девлет-Гирей начал торопиться.

Д. Володихин

– Надо отдать поклон доброй памяти тому герою, который должен был попасться в плен с этой поддельной грамотой. Очевидно, что его подвергали пыткам, и он, скорее всего, в живых-то не остался. Это был истинно подвижник, который спасал русское войско от нового тяжелого столкновения. И еще одна интересная вещь. Собственно, Девлет-Гирей штурмовал гуляй-город неоднократно. Первый день – неудача. Какое-то время войска крымские собираются с силами, затем новый штурм. И в этот новый штурм все решается. И надо сказать, что был пример необыкновенного единодушия русских воевод. В общем, очень уже немолодой Воротынский, земский боярин и опричный окольничий Хворостинин. Один сторонник оборонительных методов войны, другой – человек, который всегда ткал узор наступательной тактики. Очень разные люди, тем не менее, они договорились о том, чтобы провести филигранную совершенно операцию. Когда Девлет-Гирей втянулся в штурм гуляй-города, где сидел Хворостинин, тот выждал, собственно, когда татары уже не помнили ни о чем вокруг себя, нанес контрудар, используя европейских наемников. Конечно же, после этого контрудара он бы погиб со всем войском, но в этот момент по низинке зашел во фланг Воротынский с конными тысячами, они ударили, и Девлет-Гирей должен был отхлынуть.

Д. Володихин

– То есть фактически татары оказались охвачены с двух сторон. И это была действительно феерически рискованная операция. То есть гуляй-город раздвигается, теперь он беззащитен, наносит, собственно, удар дворянская конница Хворостинина и вот эти немецкие наемники. Интересный, кстати, вопрос, а все-таки использовали ли они уже в этот момент, скажем, пистолетную тактику европейскую или еще дрались как бы средневековыми методами. Но, во всяком случае, я думаю, что эта история говорит о том, что Россия умела всегда вовремя использовать самую передовую западную военную технику. И не следует говорить в данном случае о какой-то нашей военной отсталости. И с другой стороны, удар действительно прошедшего через овраг Воротынского. То есть это была уже для крымско-татарского войска катастрофа.

Д. Володихин

– И надо сказать, что Девлет-Гирей, получивший еще и эту поддельную грамоту, уже оставил колебания и начал стремительно отступать, бросая пленников, бросая ценное имущество награбленное, пытаясь защититься какими-то небольшими заслонами, чтобы уж русская армия совсем его не нагнала и не разбила полностью все войско.

Е. Холмогоров

– Ну, по сути, это была, конечно, катастрофа для крымско-татарских сил, то есть никогда больше они попыток именно вот стратегического наступления на Россию они не предпринимали.

Д. Володихин

– Ну потом в 1591 году был разочек, Казы-Гирей подошел к Москве и тоже был отбит. Но, в принципе, долго не предпринимали.

Е. Холмогоров

– Ну, во всяком случае, уже стало понятно, что Крымское ханство это опасный враг, но это уже не тот был враг, который мог бы уничтожить Россию полностью. Скажем, весьма характерно в этом смысле, что во время Смутного времени было много локальных татарских набегов с целью захвата, полона. Но, скажем, я себе представляю, что было бы, если бы войско типа Девлет-Гиреева двинулось на Москву там в 1611 году. Я думаю, на этом бы все и закончилось.

Д. Володихин

– Да. За несколько лет до него Василий Шуйский даже откупался от того, чтобы при нем крымцы не пришли под Москву. Ну вот Крым не решился в этот момент, видимо, память тех неудач была все еще жива.

Е. Холмогоров

– Да. Ну и потом уже, конечно, все-таки память о Молодях, она давила на крымцев каждый раз, когда они собирались на нас в поход. Хотя при том все равно врагом они были страшным, опасным. Скажем, именно крымское вторжение сорвало освобождение Смоленска в 1630 году, когда опять же Россия, фактически, оказалась в ситуации войны на два фронта. То есть только была объявлена война-реванш против Польши, и тут же начинаются активные крымские набеги.

Д. Володихин

– Если я правильно помню, это где-то 1633-34-й. Да, действительно, крымцы тогда во многом помешали, оттянули на себя войска.

Е. Холмогоров

– Собственно, после этого возникла тема со строительством капитальной, непрошибаемой для крымцев Белгородской засечной черты, которая протянулась через все опасные участки на очень отдаленных рубежах. Все-таки согласимся, что, скажем, Белгород несколько дальше от Москвы, чем, например, Ока и так далее. И в итоге, наконец-то, впервые Крымское направление оказалось в целом безопасным. И самое смешное, что это отлетело рикошетом в Польшу. Потому что ища добычи, ища каких-то интересных новых прибылей, крымцы задружились с Богданом Хмельницким. И, фактически, Россия выиграла, удивительным образом убила сразу двух зайцев одним ударом. То есть мы не только обезопасили себя, но и вызвали ту цепочку событий, которая привела к воссоединению Украины и возвращению Киева.

Д. Володихин

– И сейчас, возвращаясь к 1572 году из дальних далей будущего, хотелось бы добавить. После того, как Девлет-Гирей был разгромлен и отошел, наши воеводы с израненным, усталым войском, с огромными потерями, не могли уже выставить пять полков, но три все-таки могли выставить, они, тем не менее, пошли назад к Оке и вновь встали. Что бы ни происходило, может быть, Девлет-Гирей вернется, может быть, придут ногайцы, может быть, придут какие-то, как тогда говорили, царевичи или мурзы татарские – все равно войско будет стоять насмерть и не пропустит никогда никого ни за что к Москве. Это очень важный был момент. Люди истекали кровью, потери были огромные – все-таки очень серьезное было столкновение. Но переломили себя и вышли, чтобы вновь стоять за Россию. Дорогие радиослушатели, это светлое радио, радио «Вера». Есть у нас свет, есть у нас победа. Господь смилостивился над православным воинством, даровал им одоление на враги. Замечательно. Это передача «Исторический час». С вами в студии я, Дмитрий Володихин. И мы сейчас послушаем соответствующую случаю композицию Александра Константиновича Глазунова «Встреча и въезд князя» – наши с вами воеводы, князья Воротынский, Хворостинин и прочие с победой въезжают в Москву. Представьте себе.

Д. Володихин

– Дорогие радиослушатели, мы продолжаем беседу о сражении на Молодях в 1572 году с замечательным гостем нашей программы, известным публицистом, историософом, Егором Станиславовичем Холмогоровым. Егор, но вот это сражение, оно действительно избавило Россию от угрозы гибельной, страшной. И тем не менее, да, я согласен с вами в том, что в учебниках об этом сказано не столь уж много, стоило бы поговорить об этом поподробнее. Но, может быть, есть какие-то движения общественные или государственные в сторону создания некоего мемориала на месте этого сражения, установки каких-то памятников, отмечания каких-то памятных дат?

Е. Холмогоров

– Ну вот, к сожалению, всего этого совершенно недостаточно. И установлен на месте сражения небольшой достаточно такой камень памятный. При этом давайте сравним с теми комплексами, которые на Куликовом поле, на Бородинском поле, которые вот недавно, в последние десятилетия были созданы на поле сражения под Прохоровкой. То есть фактически везде…

Д. Володихин

– На Бородинском поле, там вообще лес памятников.

Е. Холмогоров

– Да. Ну, собственно, на Куликовом сейчас тоже. Вот по загадочной причине, скажем, опять же вот сейчас достаточно активно развивается комплекс памятников на Угре, на месте стояния. То есть там построен скит, в скиту диорама замечательного нашего художника…

Д. Володихин

– Владимирский скит Тихоновой пустыни.

Е. Холмогоров

– Да. Павла Рыженко с прекрасно совершенно диорамой «Стояния на Угре». Сейчас идет речь еще об установке памятника Ивану III. И на этом фоне, конечно, ситуация с Молодями выглядит ну откровенно оскорбительно.

Д. Володихин

– Я бы сказал, выглядит убого.

Е. Холмогоров

– Вот, к сожалению, Молоди попали в историографическую ловушку. Почему, на мой взгляд, прежде всего, потому что они приходятся на так называемый несчастливый период правления Ивана Грозного, когда свирепствовала опричнина. К сожалению, как я понимаю, даже воевода Воротынский стал жертвой этой репрессивной политики.

Д. Володихин

– Тут любопытно. Вот как раз Молоди это последняя большая битва периода опричнины. Видимо, то единство, которое проявили русские опричные, земские войска, русские опричные, земские воеводы у Молодей, вот это единство и привело царя Ивана IV к решению о том, что необходимо опричнину отменить. Месяц прошел после этого сражения, опричнина была отменена. Но вот в следующем году, по причинам, до сих пор неизвестным, герой сражения у Молодей князь Воротынский был казнен.

Е. Холмогоров

– Ну слава Богу, что хотя бы князь Хворостинин, он остался в живых. Он, в общем, всегда пользовался благосклонностью царя. И он еще успел выиграть фактически для России войну-реванш за ливонскую войну против шведов. То есть хорошо, что один герой Молодей смог послужить Отечеству и дальше. Ну во всяком случае, видимо из-за того, что как бы достаточно, ну черно-белая наша историография, в этом смысле. Считалось, что если в этот период у нас Иван Грозный уже злодей, значит, никаких великих достижений быть не может.

Д. Володихин

– Даже если он отсутствует на поле боя.

Е. Холмогоров

– Да, даже если он отсутствует на поле боя, даже если он тут особо не при чем, все равно, давайте не будем это акцентировать, а то получится неудобно. Одна из величайших битв в истории Росси и на, в общем, один из самых черных периодов. Поэтому все, скажем, практически, знали про сожжение Москвы Девлет-Гиреем в 1571 году, а вот про разгром Девлет-Гирея в 1572 знали уже отнюдь не все. И вот этой вот наработанной идеи исторического культа битвы при Молодях, к сожалению, у нас нет. Только вот в последние примерно 10 лет…

Д. Володихин

– К сожалению.

Е. Холмогоров

– В том числе и, в общем-то, вашими, Дмитрий, усилиями…

Д. Володихин

– Спасибо на добром слове.

Е. Холмогоров

– Развивается это осознание важности этой битвы. Но увы, скажем, до наших чиновников она еще не доходит.

Д. Володихин

– И что там происходит вот сейчас? Вот действительно стоит один камень и все?

Е. Холмогоров

– Сейчас там очень трагическая вообще ситуация. Значительная часть поля битвы при Молодях может просто погибнуть. Погибнуть под застройкой. Потому что какие-то предприниматели решили, что ну отличный кусок для строительства логистического центра, по сути, склада. Ну это понятно почему, потому что где происходила битва? Битва происходила на дороге из Крыма в Москву, и сейчас это трасса Москва – Симферополь.

Д. Володихин

– Фактически это будет склад на костях.

Е. Холмогоров

– Да. И вот они сейчас уже подогнали туда технику, они собираются вот все это строить, и поле, большая часть поля при этом, в общем-то, погибнет. Там при этом они даже не планируют никаких охранных раскопок.

Д. Володихин

– Хочется надеться, что этому оказывается какое-то противодействие.

Е. Холмогоров

– Ну оказывается противодействие ВООПИКом, это Российским обществом охраны памятников истории и культуры. Местные жители, жители деревни Молоди, по счастью, оказались достаточно активными, достаточно энергичными, они выступают с протестами. Они привлекли к этой ситуации телевидение, были показаны несколько сюжетов по российским каналам. И, слава Богу, государство все-таки на достаточно высоком уровне сейчас прореагировало, то есть следственный комитет начал проверку по вопросу о законности этой застройки. И я надеюсь, что результатом проверки будет все-таки то, что это будет признано незаконным, какими бы там ни были действия, скажем, чиновников, какие бы там не были замешаны финансовые интересы и так далее. Потому что это святое место России, это совершенно справедливо, что там погибло множество русских воинов. И это уникальный археологический памятник, раскопки которого никогда, по сути, не производились. Это уникальный исторический памятник, там просто нужно создавать историко-культурный заповедник.

Д. Володихин

– Давайте приведем, скажем, аналогию. Уважаемые радиослушатели, представьте себе, что в Санкт-Петербурге, когда-то Ленинграде найдется вот такой же застройщик, который решит оттяпать себе кусок Пискаревского кладбища. Страшно, наверное, становится. Молоди не так известны, как блокада времен Великой Отечественной войны ленинградская, но, тем не менее, суть-то одна и та же. Давайте вот, Егор, помечтаем. Вы сказали, надо развивать в этом месте какой-то историко-культурный заповедник, мемориал, может быть. Как это должно в идеале выглядеть?

Е. Холмогоров

– Ну, у нас есть хороший пример в виде Куликова поля. Там есть храм замечательный, храм, поставленный еще в начале XX века. Там есть музейный комплекс. Там к этому музейному комплексу прилагается еще целый ряд памятников, есть вот специальные плиты от тех городов, войско из которых участвовало в этом. То есть здесь у нас тоже, я думаю, как минимум, должен быть храм, посвященный битве при Молодях, который должен либо посвящен святым этого дня, либо, например, архистратигу Михаилу в честь Воротынского. То есть должен быть памятник воеводам и всем русским воинам, которые там победили. Причем, есть хорошие как бы визуальные решения для этого. Скажем, тот же гуляй-город как часть этого памятника, он будет, я думаю, производить сильное впечатление. Должны быть проведены серьезные раскопки. Потому что все-таки битва происходила, на этот раз мы достаточно хорошо, точно можем ее локализовать. То есть там не будет такой истории, как с Куликовым полем, когда все время жалуются, что вот, слишком мало нашли, недостаточно археологических находок.

Д. Володихин

– Точная локализация.

Е. Холмогоров

– Я думаю, здесь, если, скажем, черные археологи не опередят в данном случае наших официальных археологов…

Д. Володихин

– А что, в общем-то, и происходит.

Е. Холмогоров

– Да, то все будет на месте, мы найдем достаточно много интересных свидетельств. И главное, это осознание того, что вот битва при Молодях, поле при Молодях должно быть включено в число так называемых исторических полей России, полей битв, на которых решалась судьба нашего государства и нашего народа.

Д. Володихин

– Я готов присоединиться к вам. Мне очень нравится картина, когда на всхолмье Молодей появляется храм, скажем, Михайловский, когда там появляется памятник героям, которые стояли там насмерть и многие из которых сложили там голову за Отечество. И я был бы очень рад, если бы там появился хотя бы небольшой музей, там экспонировались бы, скажем, находки археологов, а кроме того можно было бы из крупных столичных музеев добавить туда экспонатов, чтобы можно было водить экскурсии. Вот это хорошая, правильная картина гражданской и одновременно христианской святыни. Вот все это хорошо было бы создать в течение нескольких лет. Потому что через пять лет Россия отмечает четыре с половиной века – юбилей битвы у Молодей – круглый, красивый и буквально зовущий к себе усилия по монументализации этого места. Спасибо за внимание. До свидания.

Е. Холмогоров

– До свидания.