Фердинанд Лот. Последние Каролинги

Фердинанд . Последние Каролинги. СПб, Евразия,

Начинающаяся как скучнейшее позитивистское изложение скучнейших событий темного времени, книга со второй полусотни страниц соскакивает в невероятный по закрученности детектив о свержении династии Каролингов и замене её Капетингами.

Лот камня на камне не оставляет от историографического мифа о том, что молодые, здоровые и сильные сменили выродившихся и слабых Каролингов. Ничего подобного. Династию французских Каролингов фактически убили именно потому, что она была сильна и амбициозна, её представители — Лотарь, Людовик V и Карл Лотарингский были яркими, властными и настроенными драться за свою часть каролингского наследства государями.

Именно это не устраивало заговорщиков — Адальберона Реймсского и его помощника Герберта Орильякского (будущего папу Сильвестра III и того самого чернокнижника, упоминаемого Воландом на Патриарших). Они были насквозь проникнуты романтизмом имперской идеи. Одна империя — один император и никакого сепаратизма. Имперцы были сторонниками династии Оттонов, переживавшей в связи с малолетством Оттона III трудные времена. Их интриги против каролингов во Франции были «обеспечивающими мероприятиями» по усилению императора в Германии и исключению угроз на время его малолетства.

Поэтому заговорщики разыграли комбинацию, когда после преждевременной смерти Лотаря и совсем уж ранней и внезапной смерти Людовика V (очень подозрительной — неудачно «упал» во время охоты) под нелепыми предлогами отстранили от власти абсолютно законного наследника Карла Лотарингского (весьма успешно потом воевавшего за свои права, пока его, опять же предательски, не схватили) и возвели бесцветного Гуго Капета, который конечно был потомком королей и сильных герцогов, но сильных герцогов в тогдашней Франции было немало. Его главным достоинством было именно отсутствие весомых достоинств и демонстрировавшаяся им лояльность к императорам.

Вопреки мифу, Капетинги были не родначальниками «национальной Франции, освободившейся от германского ига Каролингов», а напротив, слабыми правителями не без склонности к коллаборационизму, власть которых оттянула начало объективного процесса собирания земель на целое столетие.

Поскольку масса материалов в книге — цитаты из переписки Герберта Орильякского, думаю теперь найти и прочесть монографию выдающегося русского историка Бубнова, посвященную как раз этой переписке: «Сборник писем Герберта (983 — 997) как исторический источник. Критическая монография по рукописям» (3 тт., 1888 — 1890).

Цитата:

Когда умер Людовик V, ассамблея, на которой судили Адальберона, в то время пребывавшая в Компьене, отказалась переезжать в Реймс. Это было разумно, поскольку таким образом удалось избежать дезертирства и всевозможных беспорядков, которые могли произойти в пути. Людовик V скончался, Карл Лотарингский отсутствовал, оправдания перед судом архиепископа Реймского теперь стали не более чем формальностью. был в тайном сговоре с архиепископом и, разумеется, взял, на правах «герцога франков», председательство на собрании в свои руки. Он потребовал у обвинителей, если только они присутствовали, изложить все жалобы на архиепископа Реймса, угрожая им, в случае лживых обвинений, страшной карой. Подобное начало не сулило ничего хорошего, никто не ответил на это риторическое приглашение. Таким образом, Адальберона без труда признали невиновным. Тогда герцог снова взял слово и произнес речь, в которой превознес заслуги и добродетели архиепископа, после чего предложил ему занять место во главе ассамблеи. Адальберон сразу же стал управлять ею по своему усмотрению. Основной вопрос, занимавший всех, был выбор короля. Архиепископ заранее решил выступить в пользу Гуго, но выдвигать его кандидатуру было глупо и бессмысленно, т. к. собрание оказалось слишком малочисленным. Адальберон ловко использовал этот довод в нужном для себя русле, он распустил ассамблею, чтобы затем, несколькими днями позднее, собраться в Санлисе в более многочисленном составе, во владениях герцога Франции. Но прежде чем сеньоры разошлись, ловкий и осторожный Адальберон предложил каждому связать себя обещанием ничего не предпринимать и не замышлять по поводу выборов короля до нового собрания ассамблеи; эту клятву сеньоры, а Адальберон первый, принесли тому, кого Реймский архиепископ величал «великим герцогом» – самому Гуго Капету.

Такой поворот не предвещал ничего хорошего законному наследнику, герцогу Карлу. Конечно, знать и епископы не давали в Компьене клятвы избрать Гуго королем. В представлениях того времени герцог Франции был, в каком-то роде, регентом королевства, и не было ничего удивительного в том, что именно ему принесли клятву. Но ясно, что уже созрел план отдать корону Капету. В сущности, клятва, принесенная на ассамблее, была направлена против Карла Лотарингского. По замыслу Гуго и Адальберона, знать и епископы должны были прибыть в без сложившегося мнения, с неопределенными настроениями, не зная к какой партии следует примкнуть; следовательно, оставалось только суметь прельстить их красноречивыми словами или выгодными предложениями. Более того, новую ассамблею назначили на самое ближайшее время, чтобы Карл не успел на ней появиться, а его сторонники не смогли договориться о совместных действиях.

Всю эту аферу с блеском провернули Адальберон и его соратник Герберт. Что касается Гуго Капета, то его роль была более чем незначительной. Присущая герцогу осторожность, возможно, могла бы помешать ему осуществить этот дерзкий замысел.[212] Но Адальберон и Герберт оказали на него давление и возвели на трон Франции. Императорский двор с самого начала весьма благоволил к Капету. В последние годы Оттоны сильно пострадали от нападений Каролингов на Лотарингию. Карл всецело поддерживал планы своего брата Лотаря, чем вызывал сильные подозрения у императорского двора. Будучи уже герцогом Нижней Лотарингии, Карл, не скрывая, посягал на Верхнюю Лотарингию, и если бы он смог стать королем, то был бы чрезвычайно опасным противником для Оттонов. Гуго Капет, напротив, неоднократно проявлял дружеские чувства к императорской партии. Очевидно, империя могла только приветствовать его избрание королем. Вполне вероятно, что именно по наущению императриц Аделаиды и Феофано, Адальберон и Герберт поставили свои таланты на службу Гуго Капету. Известно, что на самом деле они и шагу не делали без советов и рекомендаций Германии. К сожалению, переписка Герберта хранит молчание по этому поводу.

Карл сразу же понял, что главной фигурой в этом деле является Адальберон. Он не сомневался, что архиепископ относится к нему неприязненно, и поспешил отправиться в Реймс, чтобы попытаться вернуть его расположение. Сначала Карл пожаловался, что он оттеснен от престола, несмотря на его происхождение и доблесть. Затем он униженно просил у архиепископа его помощи и поддержки в надежде смягчить свою участь. Напрасный труд! Адальберон к тому моменту уже принял решение, и мольбы Карла ничего не могли изменить. Вместо ответа архиепископ упрекнул его за дружбу с клятвопреступниками и святотатцами и за нежелание от них отступиться. Карл справедливо возразил, что ему нужно приобретать новых сторонников, а не отказываться от прежних. Тогда архиепископ отпустил его, сказав, что не в состоянии ничего сделать без решения знати. Это была истинная правда, поскольку несколькими днями раньше, в Компьене, он поклялся в этом. Таким образом, ему удалось удовлетворить свою злобу и при этом не нарушить клятвы; такое поведение всегда приятно для людей такого же склада ума, что и архиепископ Реймсский. Карл понял, что всякая надежда пока для него потеряна и, возможно, что ему опасно оставаться во Франции. Опечаленный, он вернулся обратно в свои владения, в Нижнюю Лотарингию.

В последние майские дни знатные сеньоры и епископы, как было условленно, собрались в Санлисе. Ассамблея заранее была настроена в пользу герцога Франции. Можно даже сказать, что она состояла сплошь из его сторонников. Архиепископ Реймса, как и восемь дней назад, руководил собранием по своему усмотрению. Переговорив с герцогом, он произнес следующую речь, которая приводится здесь дословно ввиду ее большой важности: «Благословенной памяти Людовик покинул мир, не оставив после себя детей, поэтому нужно серьезно подойти к поиску того, кто мог бы унаследовать ему на престоле, для того, чтобы государство, беспомощное и без правителя, не оставалось в опасности. Вот почему недавно мы посчитали полезным отложить это дело, дабы каждый из вас смог здесь вынести на рассмотрение ассамблеи мнение, которое ему внушил Господь, чтобы из всего множества мнений можно было прийти к единому решению. Мы все должны избежать, с помощью нашей осторожности и благочестия, положения, когда ненависть затмевает разум, а любовь искажает истину. Мы знаем, что у Карла есть свои сторонники, которые утверждают, будто именно он должен занять трон, доставшийся ему от предков. Но если рассмотреть это дело пристально, то Карл по праву наследования не имеет права на престол. Во главе королевства должен оказаться только тот, кто славится не только знатностью происхождения, но и мудростью, тот, чья честь достойна уважения и на чье благородство можно положиться. В анналах мы читаем о том, как императоры из прославленных родов из-за своего малодушия были свергнуты с престолов, которые наследовали иногда равные им, а иногда и неравные. Но какими достоинствами обладает Карл, который вовсе не правил с честью, бездействие которого раздражает, наконец, который потерял голову настолько, что посмел служить чужому королю и жениться на неровне, женщине из сословия вассалов? Как могущественный герцог стерпит, что женщина из семьи его слуг станет королевой и будет властвовать над ним? Как согласится он на это, если не только ровня, но и даже вышестоящие склоняли перед ним колена и поддерживали руками его ноги. Поразмыслите основательно над этим и поймите, что Карл оказался в удалении скорее по своей вине, чем по вине других. Решите, чего бы вам больше хотелось для государства: блага или несчастья. Если вы настроены на процветание королевства, коронуйте Гуго, славного герцога. Ни преданность Карлу, ни ненависть к герцогу не должны помешать общей пользе, ибо, если вы похулите доброго, то тем самым похвалите дурного, и, если вы восхвалите дурного, разве так вы не презрите доброго? Ведь грозит Господь словами: горе вам, кто называет зло добром, а добро злом, кто тьму зовет светом, а свет тьмою. Изберите главой герцога, славного своими деяниями, своей знатностью и военной мощью, герцога, в котором вы найдете защитника не только государства, но также и ваших личных интересов. Благодаря его благосклонности, вы найдете в нем отца. Кто когда-нибудь просил у него помощи и не получил покровительства? Кто, оставленный заботой близких, не добивался при его содействии своего?» (131, гл. IV, 11).

На эту речь стоит обратить внимание. Ее подлинность, не по форме, а по содержанию, не вызывает сомнений. Нам кажется, что Рихер ее не мог придумать, Весьма вероятно, что он оказался на собрании в Санлисе, сопровождая Герберта в качестве его ученика и монаха монастыря Сен-Реми, и там, услышав речь архиепископа, будучи его убежденным поклонником, передал ее суть потомкам. В крайнем случае, он мог узнать о ней из разговоров, ходивших среди реймского духовенства. Подлинность нескольких фрагментов речи архиепископа подтверждена хрониками, которые никак не были заимствованы у Рихера.

В своей речи Адальберон настаивал на том, что для наследования королевской власти недостаточно одного происхождения. Что можно думать об этой теории? Была ли она сообразна обычаям и воззрениям того времени? В X веке король, чтобы стать законным государем, должен был отвечать трем условиям: происхождение, избрание, коронование. Значимость этих трех условий возможно была не совсем понятна даже современникам. Адальберон, не колеблясь, пожертвовал первым условием. Может ли это быть возвращением к старым германским выборным традициям? Никоим образом. Архиепископ почерпнул этот аргумент из своих более или менее точных познаний истории Римской Империи; это педантичный архаизм. На самом деле, принадлежность к роду Карла Великого являлась основным условием царствования, и Адальберон и Гуго прекрасно это сознавали. В начале своей речи архиепископ отмечает, что если ассамблея собралась для обсуждения избрания короля, то лишь из-за того, что Людовик умер бездетным. И Гуго, в свою очередь, после коронации публично заявил жителям Реймса: «Если бы сын Лотаря, благословенной памяти Людовик, скончавшись, оставил после себя потомка, то он смог бы ему наследовать». Герцог Франции весьма ловко оправдал узурпацию им королевской власти, отметив, что Карл не был наследником Людовика V по прямой линии, приходясь ему дядей. Но это было слабым оправданием: раз уж Капет признал передачу прав по наследству, то под каким предлогом ему удалось отстранить от престола герцога Нижней Лотарингии?[213] Ведь это было тем более недопустимо, что Карл с давних пор по праву уже был королем. В свое время Лотарь, отказавшись разделить королевскую власть со своим братом, по понятиям той эпохи, совершил несправедливый и незаконный поступок. Людовик IV оставил после себя двух сыновей и управлять государством должны были оба. Карл апеллировал к этому во время беседы в Реймсе с Адальбероном. Но архиепископ упорно не хотел обращать внимания на доводы, мешавшие притязаниям герцога Франции на престол.

Для того чтобы судить о законности коронования Гуго Капета, необходимо рассматривать королевскую власть не с современной точки зрения, а с позиций X века. Однако, в то время коронование неизбежно следовало за избранием, само же избрание было только формальностью. Самым важным условием было происхождение. Не существовало права первородства: все законные сыновья короля являлись королями по праву. Единственным королем оставался Карл, поскольку он был сыном Людовика IV. То, что из-за благоразумия или скупости его брат (можно считать как угодно) не допускал его к власти, не лишало Карла его прав; он не был коронованным королем, но оставался королем от рождения. Нисколько не сомневаясь, можно заявить, что по представлениям того времени избрание Гуго Капета было незаконным. Многие из французских историков снисходительно смотрят на этот факт, оценивая случившееся как протест национального патриотизма против Карла, который, будучи герцогом Нижней Лотарингии, являлся вассалом империи. Такое мнение достойно уважения, но оно ошибочно. Те, кто усматривает в X веке наличие французского или германского патриотизма, по нашему мнению, глубоко заблуждаются. Чувство, которое мы испытываем сегодня, едва начинало зарождаться во Франции лишь с конца XIV столетия. Прежде патриотизм благополучно существовал, но только региональный.

Единственное, что связывало фламандца и аквитанца, – клятва верности, принесенная одному и тому же сеньору, королю. Поэтому патриотизм в X веке можно называть региональным или даже королевским (да простят нам подобное выражение). А что касается национального, в этом мы сильно сомневаемся.

Однако нужно признать, что Адальберон в надлежащем свете представил тот факт, что Карл сам себя принизил, став вассалом иноземного государя. Здесь проявился поистине необыкновенный цинизм Реймского архиепископа. Это обвинение звучит ошеломляюще от человека, всецело преданного империи, и который, не переставая, оповещал об этом в письмах, адресованных императрицам Аделаиде и Феофано, написанных Гербертом, человеком не менее преданным империи, чем он сам. Не исключено, что, произнося эту речь, он выполнял инструкции, полученные из Германии. А «великий герцог», кандидат архиепископа’ Разве не ездил он в 981 г. в Рим к Оттону II? И только благодаря находчивости епископа Орлеанского не оказался на людях в унизительном положении. В последние годы он, не переставая, содействовал империи в ущерб интересам Лотаря и Людовика V. В дальнейшем герцог не раз будет писать письма императрице Аделаиде в заискивающем тоне и, вероятно, спрашивать у нее предписаний. В действительности, из двоих – Карла и Гуго – настоящим вассалом империи был не тот, кого в этом обвинял Адальберон.

К тому же вызывает сомнение действительная значимость данного довода на ассамблее. Среди членов собрания находились такие люди, как Эд Шартрский и Асцелин, епископ Лана. Именно они спустя несколько лет, не испытывая никаких угрызений совести, попытаются передать королевство Оттону III.[214] Поэтому слова о патриотизме людей той эпохи вызывают весьма скептичное отношение. Думается, что ассамблея относилась довольно равнодушно к тому, что Карл являлся герцогом Нижней Лотарингии.

Гораздо серьезнее было третье обвинение архиепископа. По всей вероятности оно не могло не произвести впечатления на благородных и гордых сеньоров. Карл вступил в неравный брак, взяв в жены Аделаиду, дочь неизвестного рыцаря, подвассала герцога Франции. А представления того времени были более аристократические, чем можно подумать. Разве король Карл III не потерял свою корону из-за того, что благоволил к некоему Гаганону, родом из мелкой знати. Разумеется герцог Нормандии или герцог Аквитании, например, с трудом бы смирились, что трон занят королевой темного происхождения. Понятно, что своим браком Карл не только не приобрел ни влияния, ни богатства, а скорее, наоборот, сильно себе повредил. Его личные средства были незначительны, друзья малочисленны, и, наконец, он постоянно отсутствовал во Франции.

Таковы были истинные мотивы, по которым Карлу предпочли Гуго Капета. Герцог был богат, могущественен и не скупился на обещания: «Вы найдете в лице герцога не только защитника государства, но и ваших личных интересов», – говорил Адальберон. На собрании присутствовали непосредственные вассалы Гуго: графы Шартрский и Анжуйский, его шурин герцог Ричард Нормандский, его брат Генрих, герцог Бургундский; наконец, герцог Аквитанский (на сестре которого, Аделаиде, был женат Гуго), скорее всего поддержал Капета. Влияние этих знатных сеньоров, авторитет архиепископа Реймса легко подавили несколько голосов, которые могли бы прозвучать в пользу законного короля.

Ассамблея переместилась в , где 1 июня 987 г., в среду, Гуго Капета провозгласили королем. А 3 июля, в воскресенье, в Реймсе он был коронован архиепископом Адальбероном. Во время коронации Гуго произнес следующую клятву: «Я, Гуго Капет, становящийся королем франков милостью Божьей, в день моего коронования, перед лицом Господа и Его святых, обещаю каждому из вас сохранить долженствующие ему канонические привилегии, закон, справедливость и защищать вас с Божьей помощью изо всех сил, как по справедливости должно поступать королю в своем королевстве в отношении к каждому епископу и вверенной ему церкви. Я обещаю обеспечить нашей властью вверенному нам народу справедливость согласно его праву». Эта же клятва подтверждена отрывком из Рихера: «В окружении знати королевства он издавал декреты и устанавливал законы сообразно королевскому обычаю, с успехом разрешая и устраивая все дела. Чтобы стать достойным счастья, воодушевленный настолько успехом своих дел, он предался великому благочестию».

Гуго Капету пришлось заплатить за услуги Адальберона, отказавшись от владения Лотарингией, заключив окончательный мир с империей, наконец, приказав своим вассалам, Эду и Герберту, освободить графа Годфрида. Они неохотно повиновались и выдвинули очень жесткие условия, чтобы Годфрид отдал им владения Верденского епископства и самого епископа, его сына. Годфрид был вынужден согласиться на их требования. Он оказался на свободе 16 или 17 июня 987 г., без сомнения, надеясь, что эти уступки не будут ратифицированы его государыней, императрицей Феофано. Его брат, Реймский архиепископ, при помощи Герберта, умолял ее в письме не соглашаться на столь обременительную сделку. В то же время он предупредил императрицу об опасных замыслах графов Эда и Герберта. Укрепленный замок Шевремон, на востоке от Льежа, сеньор которого слыл грозой для всех окрестностей, тогда был осажден епископом Ноткером, и Феофано намеревалась прийти ему на помощь. Узнав об этом плане, графы отобрали элитный корпус, чтобы неожиданно подойти к Шевремону и захватить императрицу, охраняемую только слабым эскортом. Герцог Верхней Лотарингии, Теодорих, захватил Стене, город, который очевидно принадлежал королеве Аделаиде, жене Гуго Капета. Эд и Герберт притворились будто под предлогом мести хотят осадить соседний город Жувиньи. Их истинной же целью как уже говорилось, было пленить Феофано, т. к. охрана ее была весьма малочисленна. Эд и Герберт вероятно, считали ремесло тюремщиков весьма прибыльным делом. Благодаря проницательности Адальберона, или даже скорее шпионажу, которым были окружены все важные особы, опасность удалось предотвратить.

С самого начала правления Гуго Капет столкнулся с оппозицией. Среди духовных лиц его наиболее выдающимся противником являлся архиепископ Санса, Сегуин. Он не присутствовал ни на избрании, ни на коронации Гуго и воздержался от принесения ему клятвы. Герберт, ставший секретарем при короле благодаря роли, которую сыграл в его избрании, написал Сегуину от имени Гуго послание, потребовал от него приехать под страхом навлечь на себя приговор папы, викарных епископов и королевский гнев, принести клятву верности 1 ноября 978 г. и исполнить свои обязанности королевского советника.
Альберт, граф Вермандуа, открыто взбунтовался. Но Гуго собрал свою армию и пригрозил ему войной. Испуганный Альберт, опасаясь разорения своих доменов отправил одного монаха из Сен-Квентина, историка Дудона,[215] послом к Ричарду I, герцогу Нормандскому, которого он молил вступиться за него перед королем. Ричард уступил этой просьбе и уговорил Гуго Капета отступиться и потребовать от графа Вермандуа только заложников. Тогда по-видимому Гуго Капет мог наслаждаться мирным царствованием. Карл, скрывшись в Лотарингии, не подавал больше признаков жизни. Покорившись судьбе, он проявил себя неспособным к действиям против Капета.

Новый король был сильно озабочен будущим своей династии, поэтому, по примеру Каролингов и германских королей, решил короновать при своей жизни сына и прославить свое царствование, отправившись помочь Борелю в борьбе с сарацинами. Второй проект дал ему предлог и средство для осуществления первого. Но, как ни странно на первый взгляд, Адальберон неодобрительно отнесся к идее короновать Роберта.[216] Тогда, посовещавшись со своими приближенными, Гуго отправил посланников, чтобы поточнее выяснить мнение архиепископа Реймского, находившегося тогда в Орлеане. Его ответы не удовлетворили Гуго, и он в конце августа лично отправился к Адальберону. Реймский архиепископ снова отказал, объяснив, что не имеет права короновать в один и тот же год двух королей. Чтобы сломить это упорное сопротивление, Гуго предъявил ему полное отчаяния письмо Бореля, маркграфа Испанской марки, в котором тот взывал к королю Франции о помощи для борьбы с сарацинами и говорил, что если королевские войска не прибудут в течение десяти месяцев, то вся страна окажется захваченной мусульманами. Затем Гуго Капет обрисовал в самых мрачных красках, в каком ужасном положении может оказаться государство, если его глава вдруг потерпит поражение. А коронование второго короля обеспечит армии предводителя, на которого она сможет рассчитывать в случае несчастий.

Эти доводы не были лишены смысла. В памяти Адальберона были еще свежи воспоминания о схожих событиях, длившихся в течение четырех лет в Германии, когда император II потерпел поражение, воюя с сарацинами, и после умер. Опасная перспектива увидеть на престоле Карла в случае гибели Гуго, бесспорно, возымела действие на архиепископа, и он дал свое согласие на коронование. Знать прибыла в Орлеан, и в день Рождества Господня «Гуго торжественно короновал в кафедральном соборе св. Креста своего сына Роберта под одобрительные крики франков, облачил его в пурпур и поставил королем над западными франками от реки Мааса до океана» (131, гл. IV, 13).

Код вставки в блог

Копировать код
Поделиться:


Вы можете поддержать проекты Егора Холмогорова — сайт «100 книг», Атомный Православный Подкаст, канал на ютубе оформив подписку на сайте Патреон:

www.patreon.com/100knig

Подписка начинается от 1$ - а более щедрым патронам мы еще и раздаем мои книжки, когда они выходят.

Так же вы можете сделать прямое разовое пожертвование на карту

4276 3800 5886 3064

или Яндекс-кошелек (Ю-money)

41001239154037

Спасибо вам за вашу поддержку, этот сайт жив только благодаря ей.

Как еще можно помочь сайту