Торкильд Якобсен. Сокровища тьмы

Торкильд Якобсен. Сокровища тьмы. История месопотамской религии. М.: Издательская фирма “Восточная литература” РАН, 1995

Торкильд Якобсен (1904-1993), американский ученый датского происхождения, — один из крупнейших ассирологов и шумерологов ХХ столетия, вклад которого в науку о древнем Междуречье невозможно переоценить. Здесь и археологические раскопки, и участие в работе над гигантским “Ассирийским словарем” издаваемым в Чикаго, и исследование шумерского “Списка царей”.

Но широкому читателю Якобсен известен прежде всего оригинальными работами по исследованию шумеро-вавилонской религии и мировоззрения. Его фирменным стилем стала высокая концептуальность изложения, большая оригинальность обобщений и, при этом, стремление максимально приблизить шумерское самосознание к опыту современного человека, которое в нашей науке принято именовать “модернизацией” и нещадно ругать.

Недостатки исторической модернизации несомненны – мы, фактически, объясняем древние цивилизации не так, как они сами видели себя, а так, как бы мы видели себя на их месте. Но необходимо признать и достоинство такого подхода, состоящее прежде всего в том, что только “модернизируя” мы вообще начинаем понимать о чем идет речь. Все работы сторонников “вживания в аутентичную ментальность прошлого” абсолютно непонятны рядовому читателю и, чаще всего, непонятны и самим авторам. Прошлое предстает как реальность до которой нам самим нет абсолютно никакого дела. Достаточно заглянуть в прекрасную книгу такого титана ассирологии как Лео Оппенхейм “Древняя Месопотамия. Портрет погибшей цивилизации”, бывшего категорическим противником модернизации и, кстати, целую главу посвятившего вопросу «почему не следует писать очерка месопотамской религии». Всё хорошо и глубоко, но абсолютно скучно и неусваиваемо даже студентом.

Другими словами, история пренебрегающая некоторой степенью “модернизации” как правило пренебрегает вместе с тем и конструированием исторической памяти общества, то есть не менее важной функцией исторического ремесла, чем выяснение “как оно было на само деле”. К Якобсену этот упрек точно не применим, — у него отношения Инанны и Думмузи более всего напоминают отношения студентов американского колледжа времен ранней сексуальной революции. Его пересказ древних ритуальных текстов на манер мыльных опер временами шокирует. Но одно можно сказать наверняка – студенты американских колледжей в результате понимали о чем здесь написано и между месопотамской религией и собственным опытом у них устанавливались определенные связи.

Отечественный читатель с методом Якобсена мог впервые ознакомиться по написанным им главам в коллективном труде “В преддверии философии” (Г. Франкфорт; Г.А. Франкфорт; Дж. Уилсон, Т. Якобсен. В преддверии философии. Духовные искания древнего человека. М., “Наука”, 1984). Именно там Якобсеном была представлена его концепция шумеро-вавилонской религии как религии политической.

Боги Шумера были прежде всего небесными правителями городов-государств от имени которых жречество, а затем царь, осуществляло власть и хозяйственное управление. Род людской рассматривался как обслуживающий персонал богов. Сами боги составляли своего рода республику, заседания “парламента” которой проходили в Ниппуре. Председателем их совета был бог Неба Ану. Главой исполнительной власти – бог ветра Энлиль, своеобразный “шериф”, как выражается Якобсен, хотя на самом деле он ближе к роли премьера и, вместе с тем, главы “секретной службы”. В “Сокровищах тьмы” Якобсен цитирует великолепный фрагмент гимна Энлилю, который, пожалуй, может считаться первым в истории образцом конспирологической мысли и теории заговора:

Энлиль, искусным устройством замыслов хитроумных,
Их действие тайное – нитей клубок,
Который нельзя распутать;
Нить сплетена с нитью, не уследить их глазом, —
Ты превосходишь всех, занят божественным промыслом.

Кстати, поскольку множество месопотамских образов и сюжетов потом нашли то или иное отражение в других древних традициях, то, скорее всего, и тема нити судьбы, которую прядут божественные пряхи, тоже восходят именно к образу Энлиля, определяющего судьбы людей. Таким образом, в конечном счете оказывается, что спрядаемая парками нить судьбы есть не столько рок, сколько заговор.

В своей “политической теологии” Якобсен внезапно говорит о “национальном государстве в Месопотамии”, разумея под ним политические конструкции, подобные царству Хаммурапи. И в самом деле, поскольку сообщество месопотамских богов рассматривалось как полития, как супергосударство (обычными государствами были полисные домохозяйства отдельных богов), то мыслима была и земная проекция этого супергосударства всего Шумера и Аккада.

Претенденты на гегемонию во всем Шумере так же рассматривались как представители Энлиля и проводники единой небесной государственности. Хаммурапи, став владыкой всего Шумера и Аккада интерпретировал это как божественное поручение вавилонскому богу Мардуку со стороны старших богов на осуществление на земле полноты власти небесной республики. А в позднейшие времена смена “республики богов” централизованной божественной монархией Мардука, победителя Тиамат, становится главным предметом знаменитой поэмы “Энума элиш”. Государство Хаммурапи — сильное правительство, администрация, законодательное регулирование, начатки торговой экономики — всё это как бы матрица по которой в конечном счете отпечатываются современные государства. Именно оно, а не монархия египетских фараонов прочерчивает путь к современным политическим формам.

Вышедшие в 1976 году “Сокровища тьмы” – это главная книга Якобсена, обобщение всей его концепции. В России она была издана в 1995 году с предисловием и порой весьма скептичными комментариями друга и коллеги Якобсена выдающегося отечественного шумеролога и ассиролога И.М. Дьяконова, которые придают изданию некоторый научный полифонизм. Дьяконов оспаривает некоторые фактические утверждения Якобсена, как и общую его модернизирующую и упрощающую тенденцию.

Для Якобсена религия, в соответствии с известной теорией Рудольфа Отто, есть интерпретация опыта соприкосновения со священным, с нуминозным началом. Поскольку непосредственное выражение опыта священного невозможно, оно происходит через определенные метафоры, символы, которые претерпевают в такой длительной религиозной истории как история Месопотамии, существенную эволюцию.

Особенностью месопотамской системы религиозных метафор по Якобсену является имманентность, то есть присутствие священной силы внутри объектов, внутри мира, и интразитивность, то есть присутствие священного строго в рамках в какой-то конкретной ситуации и объекта. Интразитивность старшего поколения месопотамских богов строго привязанных к таким явлениям как наполненная кладовая, пресная вода, порыв ветра, противостоит несвязанности младшего поколения богов, которые могут проявлять себя в самых разных ситуациях и обстоятельствах, имеют волю, интересы, выступают как действующие и обладающие характером персоны. Однако Якобсен стремится показать, что эта “персона” складывается из отдельных аспектов и конкретных ситуаций в которых божество еще существет лишь как интразитивная сила.

Особенно удачным и остроумным является анализ Якобсеном формирования характера Инанны-Иштар, самой яркой, пожалуй, личности среди божеств месопотамского пантеона. Начинает она свою карьеру как нуминозная сила наполненных кладовых, которую наполняет нуминозная сила плодоношения в сельском хозяйстве Думмузи.

Характеристика отношений этих персонажей дается Якобсеном в насмешливой мелодраматической манере:

“Думмузи в порыве страсти не в состоянии думать ни о чем, кроме любви, и полагает согласие Инанны само собой разумеющимся. Инанна же, имея виды на брак, сопротивляется. Она дает понять, что готова пойти с ним, однако у неё есть мать: как же Инанна может уйти и остаться с ним в столь полздний час? Думмузи, в неведении о её тайных помыслах, принимает отговорку за чистую монету , чем и обнаруживает свою крайнюю молодость и наивность”.

Даваемые Якобсеном психологические интерпретации шумерских песен – не самое, впрочем, сильное место его книги, хотя бы потому, что он исходит из предположения о развлекательном, а не ритуальном характере этих песен (особенно этот контраст заметен на психологической интерпретации явно ритуальной песни на застилание брачной постели), а потому зачастую выдает ритуальные риторические фигуры за выражения психологических состояний и житейских ситуаций. Но запоминаемость материала за счет такого изложения конечно сильно повышается.

Затем, Якобсен дает весьма материалистичную интерпретацию известного мифа о нисхождении Инанны в Подземное царство. Снятие с неё драгоценных уборов интерпретируется им как убывание в течение года запасов в кладовой, а обращение убитой Инанны в гниющую тушу как в полное истощение запасов, когда кроме сгнившего кишащего червями мяса ничего не остается и положение становится на грани бунта как на броненосце “Потемкин”. “Пустой амбар на исходе зимы, содержащий одну только гниющую тушу – опыт, несомненно, знакомый древним: ужасающий запах разложения означал для них угрозу неминуемого голода”.

А в то время когда Инанна лежит мертвая и гниющая её муж пастушок Думмузи, символ плодовитости стад беззаботно играет на пастбищах, окруженный своими овечками. За это оживленная и выпущенная на землю чтобы найти себе заместителя в царстве мертвых Инанна, отдает его демонам преисподней. Якобсен это интерпретирует заполнением кладовых забитыми на мясо животными. “Воскрешение предполагает смерть думмузи-пастуха, поскольку пополнение кладовых идет за счет поголовья стада и новорожденных ягнят и козлят – этого источника свежего мяса в хранилищах, т.е. за счет как раз такого увеличения, активной силой которого является Думмузи… Мы усматриваем в смерти Инанны опустошения кладовых, а в её воскрешении и вызванной этим смети Думмузи – пополнение кладовых свежим мясом, когда стада возвращаются с пастбищ, а подножный корм исчезает”.

Таким образом, персонифицированные, живые, антропоморфные и даже кокетливые божества предстают у Якобсена метафорами сельскохозяйственного цикла, а их сложные чувства и флирт в конечном счете лишь облагораживают работу скотобойни. Советских марксистов-матерриалистов такая легкость интерпретации всегда вгоняла в ступор, зато теперь мы кое-что поймем в том простодушии, с которым датчане (а Якобсен, напомню, урожденный датчанин) разобрались с жирафом Мариусом.

Интерпретация Якобсеном фигуры Инанны продолжается в следующей главе, где боги анализируются уже не как хозяйственные, а как политические метафоры. Здесь Инанна предстает как воплощение бесконечного многообразия, как богиня множественности, распри, дробления проявлений бытия (Nin-me-sar-ra – владычица мириад обязанностей).

Докучать, оскорблять, попирать, осквернять
И чтить – в твоей власти, Инанна.
Уныние, бедствие, горе
И радость, и ликование –
В твоей власти, Инанна.
Опаска, испуг, ужас-
Сияние и слава – в твоей власти, Инанна.

Особенно оригинальна интерпретация Якобсеном происхождения ассоциации Инанны с богиней вечерней звезды (Венеры). Он связывает это с единовременностью появления на небе Вечерней Звезды и на улицах шумерских городов блудниц, ищущих на вечер себе спутников.

Чтобы путь осветить к пляскам бедным людям
Залив (своими лучами)
зеленую лужайку,
И устроить приятный отдых
в уголке укромном
блуднице, идущей к корчме,
подняла Инанна, дочь Суэна,
словно танцовщица, (гордо) голову
над землей.

 

И сама вечерняя звезда – тоже священная блудница, сила которой делает блудниц земных олицетворением богини, а их случайных спутников – олицетворением Думмузи.

Ты, моя госпожа, одеваешься словно безвестная,
В единственное платье;
Бусы – знак блудницы
Ты надеваешь себе на шею.
Это ты окликаешь мужчин из корчмы!
Это ты бросаешься в объятья
своего жениха Думузи!
Инанна, семь твоих брачных спутников,
Укладывают тебя на ложе!

На этот гимн вполне можно было бы сделать какой-нибудь клип “Дорз”, хотя у советского комментатора он, опять же, вызывает протест – как можно связывать ассоциацию звезды со случайным обстоятельством времени выхода блудниц на работу.

В конечном счете, Якобсен дает интегральную характеристику Инанны, которая вполне может быть подытожено словами “баба дура”. В Инанне вавилонская религиозная мысль воплотила не вечную женственность (в роли супруги и матери эпос её не видит), а именно вечное бабство, доведенную до предела женскую изнеженность, капризность и стервозность. В конечном счете, вавилонская литература сводит с этой стервой счеты через тот поток оскорблений, которым покрывает её Гильгамеш в ответ на предложенную ею любовь. Эпический герой называет её носительницей несчастья, которая принесла лишь зло каждому, кого она полюбила.

Характеристика политического аспекта месопотамской религии в “Сокровищах тьмы” дается Якобсеном более глухо, чем в “Преддверии философии”. Зато он больше уделяет внимания конкретным божественным персонам – воплощению власти – Ану, силы – Энлилю, царственности – Суэну, воинской доблести – Нинурте. Особенно ему удается характеристика обычно не слишком привлекающей внимание богине производительности Нинхурсаг и её мужу-сопернику Энки – нуминозной силе пресных вод и воплощению хитрого разума.

Именно хитроумному Энки человечество обязано своим существованием, своими ремеслами и образом жизни, своим спасением от потопа, который устроил уставший от людского шума Энлиль. Энки всегда и со всеми хитрит, чтобы в конечном счете получилось лучше для всех.

“Одерживать победы вовсе не свойственно его натуре: для достижения цели он предпочитает окольные способы – различные уловки, уговоры и т.п. Энки – самый умный из богов, единственный, кто может планировать, организовывать и находить выход там, где этого не может никто, он советник и опытный помощник, знаток и отвратитель бед, правая рука правителя, но только не сам правитель… Его цель – действенный компромисс, избегающий крайностей”.

Через множество преломлений Энки отразился в такой фигуре как Одиссей. О сам образ хитроумного и изворотливого разума как действующей и творящей историю силы осознается в мировой мысли (культурной, религиозной и исторческой) гораздо реже, чем он того заслуживает. Достаточно отметить, что у Гегеля “Хитрый Разум” это прямая противоположность феномену Энки – это не способность к адаптации, а сила, которая любыми окольными путями тащит человечество к одной единственной предначертанной цели – кафедре прусского профессора.

Энки выступает благодетелем людей во всех вавилонских преданиях о Потопе, покровительствуя шумерскому “Ною”, зовут ли его Атрахасис или Ут-Напишитм. “Сказание об Атрахасисе” весьма интересно тем, что связывает Потоп с перенаселением, переполнением земли людьми, шум которых начинает раздражать Энлиля. Это настолько классическое описание эко-демографического кризиса “по Нефедову”, что соответствующий фрагмент можно привести целиком.

Прекратится среди людей ликованье!
Уничтожат людей лишенья и голод.

Черные нивы да будут белы,
Пусть просторное поле соль рождает!
Чрево земли на них да восстанет!
Не взрастут травы, не взойдут злаки!
Да будет мор ниспослан людям!
Сожмется матка, не родятся младенцы!

Они забрали у людей пропитанье!
Засушили травы, обрекли на голод.
Вверху Адад дожди свои запер,
Внизу перекрыли подземные воды.
Орошенье из бездны не проникало.
Поля уменьшили урожаи.
Нисаба грудь свою отвернула.
Черные нивы стояли белы.
Просторное поле соль рождало.
Чрево земли на них восстало.
Трава не взошла, не взросли злаки.
Мор на людей они наслали.
Сжалась матка, не рождались младенцы.

По наступленье первого года
От голода тяжко они страдали.

По наступленье второго года
Тяжко страдали они от жажды.

По наступленье третьего года
Черты людей исказил голод.

По наступленье четвертого года
Короткими стали их длинные ноги,
Узкими стали их широкие плечи.
Вдоль улиц брели они согнувшись.

По наступленье пятого года
Дочь караулила мать в воротах,
Но мать не открыла дочери двери.
Следила дочь за весами матери,
Следила мать за весами дочери.

По наступленье шестого года
Дочерей своих они съели,
Сыновей употребили в пищу.
Семьи истребляли друг друга.

Их лица покрылись солодом смерти.
Людям недоставало жизни.

Однако этот эпический Голодомор в итоге срывает Энки, который запускает в реки огромные косяки рыбы и тем самым дает людям пропитание. Тогда Энлиль и устраивает потоп, но Энки хитростью спасет преданно служащего ему Атрахасиса. В конечном счете боги решают более не уничтожать человечество, введя вместо этого, для снятия раздражающих Энлиля шумовых эффектов, программы по ограничению рождаемости.

Весьма подробно разбирает Якобсен два центральных эпических текста месопотамской религии – “Энума Элиш”, посвященный победе Мардука над Тиамат и установлению божественной монархии, и великий “Эпос о Гильгамеше”.

В “Энума Элиш” исследователь видит два центральных мотива. Первый – это политический переход от первоначальной божественной анархии через демократию божественного совета сперва к чрезвычайной монархии, предназначенной для спасения богов в экстренных обстоятельствах, а затем к регулярной и абсолютной монархии Мардука, подкрепляемой созданием людей, как обслуживающего богов сословия.

Второй мотив – это борьба отцов и детей, совершенно фрейдовский миф об отце-матере-убийстве. Второй мотив, в конечном счете, Якобсен тоже сводит не к Фрейду, а к политике. Для месопотамской политической религии характерно представление о блуждающей монархии. Когда тот или иной из городских центров возвышался над остальными – Ур, Урук, Лагаш, Киш и т.д., то это интерпретировалось как поручение богу этого города временного исполнения царских прерогатив от имени Ану и Энлиля. Однако когда Хаммурапи основал своё Вавилонское царство, то он провозгласил его нескончаемым – “четвертому не бывать”.

Законы Хаммураппи начинаются так:

Когда державный Ану, повелитель Анунаков
И Энлиль, владыка земли и неба,
отдающий повеления всему народу,
вручили судьбы Мардуку, первенцу Эйи [Энки],
исполнение обязанностей Энлиля,
для всех людей
возвеличили его среди Игигов,
назвали Вавилон гордым именем,
поставили его превыше всех среди четырёх сторон света,
посреди него установили навечно
нескончаемое царство,
основания которого нерушимы,
как основания земли и неба.

Вавилонское царство мыслилось бесконечным, неупразднимым и нетранслируемым. Город Мардука – Вавилон, становился центром мира, а сам Мардук, как и показывает “Энума Элиш” – царем богов.

Однако установление власти аморея Хаммурапи вызвало серьезное сопротивление со стороны жителей низовья Евфрата и Тигра – Шумера, прародины всей цивилизации Междуречья. И, соответственно борьба Моря – Тиамат, Матери богов, и Мардука, младшего бога Вавилона, является для Якобсена метафорой политической борьбы вавилонских царей за окончательную покорность Шумера – материнской земли для вавилонской цивилизации. “Воюя с Приморьем, Вавилон воевал с территорией древнего Шумера со всеми знаменитыми и почитаемыми древними городами и их богами. Это была война выскочки против породившей его цивилизации… То, что Приморье полагало себя наследником и продолжателем шумерской цивилизации ясно из следующего факта: его властители, особенно последние представители династии щеголяли изысканными шумеризированными именами… Вавилон мог ощущать — сознательно или подсознательно — свою победу в некотором смысле отцеубийственной”.

В этой интерпретации есть одно слабое звено. Большинство богов Шумера выступают не на стороне Тиамат, а напротив – на стороне Мардука. Получается, что Мардук защищает шумерских богов от самого же Шумера – конструкция слишком переусложненная.

В “Энума Элиш” есть, кстати, интересный метафизический, философский пласт, который Якобсен упоминает, но обходит стороной, сведя дело к чистой политике. Когда из водной пучины Апсу от моря Тиамат родятся боги, они немедленно начинают причинять беспокойство родителям своей пляской (вообще мотив причиняемого богам беспокойства излишней активностью, с которой они пытаются разобраться уничтожив свои порождения и создания, похоже -–один из ключевых в месопотамской религии).

Собратья-боги сошлись вместе,
И бойко ступая навстречу друг-другу,
Они встревожили Тиамат,
Встревожили Тиамат чрево.
Пляской они огорчили сердце
Сердцевины небес.
Апсу не мог утихомирить их гомон,
И Тиамат безмолвствовала перед ними.
Хотя их повадки причиняли ей беспокойство
И пути их недобры, она им потакала.

Фактически здесь конкретность существования, активность в проявлении феноменов, рассматривается как преступление перед первоначалом, как причинение беспокойства первопорождающей реальности. И оно закономерно должно быть уничтожено. Апсу вместе со своим советником Мумму (“матрица”) сообщает Тиамат о своем намерении уничтожить богов:

“Их повадки причиняют мне беспокойство!
Нет мне днем отдыха,
Ночью нет сна.
Да уничтожу я их, да сокрушу вдребезги их пути,
Дабы мир мог опять воцариться и сон пришел к нам!”.

Мумму поддерживает Апсу:

“Уничтожь, отец мой, беспорядочные их повадки,
и ты будешь отдыхать днем
и спать ночью”.

Напротив, Тиамат встречает замысел уничтожения богов с негодованием:

“Как можем мы уничтожить,
то, что сами (явили) на свет?
Хотя пути их беспокойны –
Перенесем это мирно”.

Итак порождающий первопринцип всеобщности и неопределенности возмущен конкретностью, возмущен фактами существования и воспринимает их как преступное беспокойство, стремясь уничтожить их и погрузиться в блаженное безразличие. Это общая тема множества “циклических” религий, которые, в конечном счете, понимают существование, мироздание, как преступление перед первоединством и создают определенную философию возвращения бытия к себе.

Тут не трудно не услышать перекличку и со знаменитым изречением Анаксимандра: “из каких начал вещам рожденье, в те же самые гибель совершается по роковой задолженности, ибо они выплачивают друг другу правозаконное возмещение неправды в назначенный срок времени”. Рождение вещи есть преступление. Уничтожение же их, редукция к первоначалу, отказ от своей конкретности – есть справедливая пеня за преступление существования.

Вавилонская религия решительно отклоняет этот ход. Она совершенно свободна от эсхатологии возвращения в первоначало. Напротив, это оптимистическое утверждение торжества конкретного бытия богов и людей. Хитроумный Энки при помощи заклинания погружает Апсу в сон, отнимает знаки царственности и убивает, воздвигая над ним свой чертог. Воды речные торжествуют над водами поземными. Речные же воды дают жизнь всему многообразию проявлений цивилизации Междуречья.

И позднейшее столкновение Мардука с Тиамат, космоса с хаосом, из которого в конечном счете Мардук формирует землю, людей и царственность, это закрепление существования мироздания в расчлененности (буквальной – Тиамат расчленена) и конкретности, которые уже не мыслятся уничтожимыми.

Эпос о Гильгамеше анализируется Якобсеном прежде всего психоаналитически, как поэма о пред-подростковом возрасте и взрослении. Якобсен прослеживает эволюцию образа Гильгамеша от реального древнего царя Урука через формирование былин о его исторических и чудесных подвигах, его образа, как судьи подземного царства (аналог Миноса у греков), как предполагаемого предка царей III династии Ура, до поздней знаменитой поэмы, создание которой он связывает с именем Синлике-унинни – вавилонского Гомера.

И в самом деле, благодаря древности шумеро-вавилонской письменности мы можем увидеть литературный процесс, не доступный для других эпосов, — как первоначальные героические песни и былины трансформируясь в течение тысячелетий находят личь конечное выражение в грандиозной поэме.

Гильгамеш от юношеского героизма, через дружбу и смерть Энкиду и поиски бессмертия приходит уже к взрослому, чуждому наивности признанию бытия. Якобсен сравнивает Гильгамеша с Питером Пэном – это мальчик, который не хочет взрослеть. Встреча с Энкиду отворачивает его от женитьбы, он отвергает любовь Инанны, после смерти Эникду стремится избежать старости и смерти, обрести бессмертие, наконец с помощью Ут-Напишти он находит волшебную траву, которая может оборачивать старика в младенца и надеется с ее помощью сохранить свою молодость. Но траву похищает змея в проявленную Гильгамешем минуту беспечности, и лишь тогда Гильгамеш признает реальность такой, какая она есть, относится к себе с иронией, и, наконец, взрослеет, найдя утешение в своих исторических свершениях – воздвигнутых им грандиозных стенах Урука.

Вавилонская религия в изображении Якобсена предстает как живая и жизненная, её символика, как отталкивающаяся от политики и быта, от хозяйственной повседневности. Это гораздо менее окостенелая, нацеленная на смерть религия, чем религия Египта. Междуречье не пытается найти человека за гробом, а пытается примирить его со смертью через осмысление посюстороннй жизни. В этом смысле религия междуречья весьма близка к греческой. Вообще, смысловое единство в постановке вопросов и поиске ответов между Вавилоном и Грецией несомненно, хотя формальный пиитет греки высказывали к бесконечно далекому от них в психологическом плане Египту.

Что до связей Вавилонской религии с библейской традицией, то видно, что в свое время они были сильно преувеличены настроенными антихристиански исследователями. Библейская традиция имеет сходные сюжеты, сходные литературные формы (например покаянный псалом), но их смысловое интонирование радикально отличается от вавилонской, психология и этика библейских сюжетов бесконечно глубже и бесконечно утонченней, чем у грубоватых шумеро-вавилонских мнимых прототипов. Якобсену удачно удается подчеркнуть эту грубоватость и в этом смысле его модернизирующий метод объяснения и изложения находит себе полное оправдание.

 

Цитата:

ЭНУМА ЭЛИШ

 

Таблица I

Первая табличка начинается описанием первобытного хаоса, не существовало еще ни земли, ни неба. Праотец Апсу и праматерь Тиамат смешивали свои воды. В те же незапамятные времена был создан могучий и свирепый советник Мумму.

Именно тогда появились боги Лахаму и Лахму, а возможно, и другие боги первого поколения. От них родились Аншар и Кишар, которые создали по своему подобию Ану. Затем Ану породил Эа (Нудиммуда).

Апсу не понравился образ действий молодого поколения богов, которые беспокоили его своим поведением, видимо желая отделить стихии и упорядочить хаос. Он задумал уничтожить своих детей, хотя Тиамат всячески отговаривает его. Однако Мумму поддержал Апсу и это решило дело.

Боги, узнав об опасности, приходят в ужас. Но мудрый Эа при помощи заклинания усыпил Апсу и убил его, разрубив на куски, а Мумму пленил и лишил его магической силы. После этого Эа построил себе дом Апсу, где его жена Дамкина родила ему прекрасного сына Мардука. Родители не могли нарадоваться на свое творенье, Ану подарил ему четыре ураганных ветра, которые тревожили Тиамат.

Подстрекаемая другими богами, Тиамат решила отомстить молодому поколению за смерть Апсу. Она создает армию чудовищ — змей, драконов, псов, рыболюдей, человеко-скорпионов. Один из богов первого поколения — Кингу — делается ее мужем, ему она вручает таблицы судеб.

 

¹ Когда вверху не названо небо,

А суша внизу была безымянна,

Апсу первородный, всесотворитель,

Праматерь Тиамат, что все породила.

⁵ Воды свои воедино мешали,

Тростниковых загонов тогда еще не было,

Когда из богов никого еще не было,

Ничто не названо, судьбой не отмечено,

Тогда в недрах зародились боги,

¹⁰ Явились Лахму и Лахаму и именем названы были.

И пока они росли и мужали,

Тогда родились Аншар и Китар.

Они дни копили, множили годы,

И наследник их — Ану, — отцам своим равный.

¹⁵ Ану-первенца Аншар себе уподобил.

Нудиммуда сотворил по своему подобию Ану.

Нудиммуд, отцами рожденный своими,

Он разумом светел, многомудр и всесилен,

Аншара, деда его, превзошел он премного,

²⁰ Меж богов-сородичей нет ему равных.

Толпой собираются сородичи-боги,

Тревожат Тиамат, снуют, суетятся,

Чрево Тиамат они колеблют

Буйным гамом в верхних покоях.

²⁵ В Апсу не утихает их гомон,

Но спокойна, безмолвствует Тиамат,

Хотя тягостны ей их повадки

Не добры их пути, она же щадит их

Апсу, великих богов творитель,

³⁰ Кличет Мумму советника, так ему молвит:

“Советник мой Мумму, веселящий мне печень,

Давай пойдем-ка с тобой к Тиамат”.

И они пошли, пред Тиамат воссели,

О богах, своих первенцах думали думу.

³⁵ Апсу уста свои открыл,

Кричит раздраженно, обратясь к Тиамат:

“Мне отвратительны их повадки,

Мне днем нет отдыха, покоя — ночью,

Их погублю я, дела их разрушу,

⁴⁰ Да утихнут звуки, во сне да пребудем”.

Едва такое услышав, Тиамат

Взъярилась, накинулась на супруга,

В одинокой ярости вопияла горько,

Злобою полнилось все ее чрево:

⁴⁵ “Как Порожденье свое уничтожим?

Пусть дурны их пути — дружелюбно помедлим!”

Тут Мумму к Апсу обратился с советом,

Недобр и неласков совет был Мумму:

“Уничтожь, отец мой их злые повадки

⁵⁰ Будут дни твои мирны, будут ночи покойны!”

Апсу то слышит — светлеет ликом,

Ибо злое он первенцам своим замыслил.

Тут обхватил он за шею Мумму,

Посадил на колени, ласкать его начал.

⁵⁵ О том, что в совете они порешили,

Богам, своим первенцам, они сказали.

Услышали боги о том, заметались,

После затихли, безмолвно сидели,

Но разумом мудрый, хитроумный, искусный,

⁶⁰ Всеведущий Эйа придумал выход.

Он создал образ, завершил и закончил,

Заклинанье святое сотворил премудро,

Поверил громозвучно, отправил в Воды.

Излилась дремота, сном окружила —

⁶⁵ Апсу усыпил он сном излиянным,

Цепененье охватило советника Мумму.

Эйа перевязь снял, сорвал тиару —

Апсу сиянием овладел он,

Апсу сковал он и предал смерти.

⁷⁰ Он Мумму пленил, на засов его запер,

Он возвел над Апсу себе чертоги,

Надсмеялся над Мумму, протащил на веревке,

Как разбил, уничтожил своих супостатов,

Укрепил над врагами победу Эйа.

⁷⁵ Отдых вкусил в потаенном покое,

“Апсу” нарек он покои, кумирней сделал,

Для брака святого их предназначил.

Там с Дамкиной, супругой, возлег Эйа в величье.

В покое судеб и предначертаний.

⁸⁰ Бог зачал мудрейшего из мудрых —

В Апсу зарожден был Мардук,

В светлом Апсу зарожден был Мардук.

Эйа, родитель, там его создал,

Дамкина, мать его, породила.

⁸⁵ Грудью богини был он вскормлен.

Благоговея, мать его питала.

Его лик был прекрасен, сверкали взгляды!

Изначально властна, царственна поступь!

Узрел его Эйа, отец-творитель, —

⁹⁰ Весельем и радостью наполнилось сердце.

Он воспринял его совершенство,

Наградил его божьей силой двойною.

Он ростом велик, среди всех превосходен,

Немыслимо облик его совершенен —

Трудно понять, невозможно представить.

⁹⁵ Четыре глаза, четыре уха!

Он рот раскроет — изо рта его пламя!

Он вчетырежды слышит мудрейшим слухом,

И всевидящи очи — все прозревают!

Средь богов высочайший, прекраснейший станом,

¹⁰⁰ Мышцами мощен, ростом всех выше!

“Малыш мой, сыночек! Малыш мой, сыночек!

Сыночек-солнце! Солнышко божье!”

Нимб его — десяти богов сиянье!

Пятьдесят сияний его окружает!

¹⁰⁵ Породил Ану четыре ветра,

Вложил ему в руки — “Подарок сыночку!” —

Он сотворил ураганы и вихри,

Он топи создал, что гнетут Тиамат.

Днем и ночью томится, мятясь, Тиамат,

¹¹⁰ Тяжко богам, нет покоя от ветров,

Зло задумали своим чревом,

Тиамат, праматери, так они молвят:

“Как Апсу любимого твоего убивали,

Не пришла ты на помощь, сидела молча.

¹¹⁵ Четыре вихря ужасных сотворил Ану,

Твое чрево трясется, и мы бессонны!

Апсу твой любимый да падет на сердце!

И Мумму пленный — одна ж ты осталась,

Не ты ль наша матерь? И мечешься в страхе!

¹²⁰ Нас, что так маются, нас ты не любишь!

В бессоннице высохли наши очи!

Сбрось ярмо, и покой получим!

Сразись, отомсти за Апсу и Мумму!

Порази врагов, преврати их в тени!”

¹²⁵ Услыхала Тиамат — ей любы речи.

“Благо — совет ваш, ураган поднимем!

Уничтожим богов в разгаре битвы!

Сраженье устроим, богам отплатим!”

Они вокруг Тиамат столпились,

¹³⁰ Днем и ночью, взбешенные, помышляют о мести,

Львы рычащие, они готовятся к бою.

Держат совет, дабы устроить битву.

Матерь Хубур, что все сотворяет,

Неотвратимое множит оружие, исполинских делает змеев!

¹³⁵ Остры их зубы, их клыки беспощадны!

Она ядом, как кровью, их тела напитала,

В ужас драконов свирепых одела,

Окружила нимбами, к богам приравняла.

Увидевший их — падет без силы!

¹⁴⁰ Если в битву пойдут, то уже не отступят!

Гидру, Мушхуша, Лахаму из бездны она сотворила,

Гигантского Льва, Свирепого Пса,

Скорпиона в человечьем обличье,

Демонов Бури, Кулилу и Кусарикку.

Безжалостно их оружие, в битве они бесстрашны!

¹⁴⁵ Могучи творенья ее, нет им равных!

И еще сотворила одиннадцать этим подобных!

Из богов, своих первенцев, что совет составляли,

Кингу избрала, вознесла надо всеми — полководителем,

Главным в Совете,

¹⁵⁰ С оружьем битвы скликающим к бою,

Распределителем добычи

Всех отдала под власть его, на престол посадила.

“Надо всеми в Совете тебя вознесла я

Все божьи решенья в твою руку вложила!

¹⁵⁵ Всех ты превыше, супруг мой единый,

Над Ануннаками вознесу твое имя!”

Таблицы судеб ему вручила, на груди его укрепила.

“Лишь твои неизменны приказы, уст твоих нерушимо Слово!”

Ныне, как Кингу взнесен, дали сан ему Ану,

¹⁶⁰ Средь богов, сынов его, судьбу он судит:

“Твоих уст речения да исторгнут пламя

Яд, что собрали мы, вражью мощь да погубит”.

 

Таблица II

О приготовлениях Тиамат к битве против младшего поколения богов премудрый Эа сообщил Аншару. Его рассказ — дословное повторение строк 129—162 таблицы I. Аншар пытается уговорить победителя Апсу выступить против Тиамат. Текст ответа Эа разрушен, но из контекста ясно, что он советует отправить на переговоры с ней Ану. Ану идет, но, лишь взглянув на Тиамат, возвращается в страхе. Боги пребывают в растеряности. Тогда Аншар вспоминает о молодом Мардуке. Тот соглашается сразиться с Тиамат, но взамен просит для себя первенства среди богов и право определять судьбы.

 

¹²³ “Если я мстителем за вас стану,

Чтоб Тиамат осилить и спасти ваши жизни, —

Соберите Совет, возвысьте мой жребий,

В Убшукине радостно все вместе воссядьте,

Мое Слово, как ваше, да решает судьбы,

Неизменным да будет все то, что создам я!

¹²⁹ И никто приказ моих уст не отменит”.

 

Таблица III

Аншар отправляет Гагу, своего посла, к Лахму и Лахаму. Гага должен изложить старейшим богам все события. Рассказ о подготовке Тиамат к бою повторяется, таким образом, дважды устами Аншара, как поручение, и затем уже непосредственно — устами Гаги, который сообщает и об условиях Мардука. Узнав обо всем Лахму и Лахаму приходят в ужас. Аншар созывает собрание богов и рассказывает им о предложении Мардука. Роскошный пир и большое количество вина способствуют тому, что боги решают уступить Мардуку первенство над ними.

 

¹²⁹ Они собрались и отправились вместе —

Все великие боги, что решают судьбы,

К Аншару пришли, Убшукину заполнили.

Поцеловали друг друга, обнялись в Совете.

Повели беседы, на пиру воссели,

Вкусили хлеба, вина испили.

¹³⁵ Сладкое питье в нутpo их бежало,

Отяжелели плотью они oт пива,

Взвеселились весьма, взыграла их печень,

И Мардуку, мстителю, вручили судьбы.

 

Таблица IV

Мардук восседает на троне, остальные боги восславляют его, но просят доказать свое могущество. По слову Мардука исчезает, а затем появляется звезда, и уже никто не сомневается в его величии. Всемощий бог вооружается для битвы, берет лук, стрелы, булаву, сеть. Семь ветров служат Мардуку, а четыре урагана, подарок Ану, он запряг в колесницу и бросился в бой, зажав в руке траву заклинаний.

Вначале Мардук и Тиамат обмениваются взаимными обвинениями, а затем начинается битва. Владыка набрасывает на праматерь сеть и пускает ей в чрево буйный вихрь. Затем он пронзил ее стрелой, разрезал ей внутренности и вынул сердце. После победы над предводительницей Мардук истребляет все ее воинство, берет в плен Кингу и отнимает у него таблицы судеб. Немного отойдя от битвы, всемогущий бог разрубил попалам тело поверженной Тиамат. Одну половину он поднял вверх и сделал небом, а другую — землею. На небе он создал Эшарру — подобие земного жилища Апсу — и поселил там Ану, Энлиля и Эа.

 

Ему воздвигли престол почета.

Пред отцами он сел для участья в Совете:

“Сколь же славен ты меж богов великих,

Несравненна судьба твоя, твое Слово — Ану!

⁵ Мардук, славнейший средь богов великих,

Несравненна судьба твоя, твое Слово — Ану!

Непреложно отныне твое повеленье,

Вознести, ниспровергнуть — в руке твоей ныне!

Твои истинны речи, слова не ложны,

¹⁰ Ни один из богов твоих границ не преступит!

Ты — опора и мудрость храмов божьих,

В их святилищах место займешь ты отныне!

Лишь ты, о Мардук, наш отомститель!

Надо всей вселенной мы даем тебе царство!

¹⁵ Воссядь же в Совете, твое Слово владычно!

Да будет без промаха твое оружье, да поразит оно вражью силу!

Кому веришь ты — спасена того жизнь, о Владыка!

Но бога, что злое замыслил, — погуби его душу!”

Звезду меж собою они положили.

²⁰ Первородному Мардуку так сказали:

“Ты возвышен, Владыка, надо всеми богами!

Уничтожить, создать — прикажи, так и будет!

Промолви же Слово — звезда да исчезнет!

“Вернись!” — прикажи — и появится снова!”

²⁵ По слову уст его звезда исчезла.

“Вернись!” — приказал, и она появилась.

Боги-отцы, силу Слова увидя,

Ликовали и радовались: “Только Мардук — властитель!”

Дали жезл ему, трон и царское платье,

³⁰ Оружье победное, что врагов поражает.

“Ступай же, жизнь прерви Тиамат!

Пусть ветры развеют ее кровь по местам потаенным!”

Как боги-отцы решили судьбу Владыки,

Путем удачи, дорогой успеха пустили.

³⁵ Он лук избрал оружием в битве,

Изготовил стрелы, тетиву приладил.

Булаву схватил он своею десницей,

Лук и колчан на боку повесил.

Выпустил молнию перед собою,

⁴⁰ Сверкающим пламенем наполнил тело.

Он сделал сеть: уловить изнутри Тиамат,

Он четыре ветра поставил, ничто из нее чтоб не вышло,

Дар отца его Ану, он вдоль сети расставил ветры.

Он создал Разрушающий Ветер, Ураган и Песчаную Бурю,

⁴⁵ Четыреждымощный ветер, Семишквальный,

Мятежный, Непостоянный Ветер.

Он направил ветры, что сотворил он, — всю семерицу,

За ним они встали — изнутри сотрясать Тиамат.

Потоп, оружие грозное, поднял Владыка.

⁵⁰ На страшную взошел колесницу — непобедимых Вихрей.

Он их поставил, он впряг всю четверку в упряжку:

Душегубца, Злодея, Топчуна, Быстроскока.

В оскале их пасти, их клыки ядовиты.

Покоя не ведают, убиение знают.

⁵⁵ Он поставил направо Бой Свирепый и Натиск,

А налево поставил Отпор — отраженье ударов.

Ужасом, словно плащом, он покрылся.

Он главу окружил сиянием грозным.

Вышел владыка, вперед устремился,

⁶⁰ К Тиамат яростной путь свой направил.

Вложил в уста свои заклинанье,

Ядовитые травы зажал в руке он.

И тут вокруг него заметались, боги вокруг него заметались.

Боги, отцы его, заметались, боги вокруг него заметались.

⁶⁵ Владыка приблизился заглянуть в Тиамат,

Кингу, супруга ее, разведать планы.

Глядит — и сбивается его походка,

Мутится разум, мешаются мысли.

И боги-помощники, что с ним рядом стояли,

⁷⁰ Потемнели ликом, как героя узрели.

Заклинанье он кинул — Тиамат не двинула шеей.

На устах ее — дикая злоба, в уме — вероломство.

“Что же ты вышел и боги сгрудились так тесно?

С мест своих они на твое посбивались место?!”

⁷⁵ Потоп, оружие грозное, поднял Владыка.

Тиамат взбешенной, так он ей крикнул:

“Что ты для виду добро предлагаешь,

А сердцем злобным измышляешь сраженье?

Кричали сыны — отцы их презрели,

⁸⁰ А ты, их праматерь, ненавидишь милость!

В полюбовники Кингу ты избрала,

В сан Ану ввела, ему не должный!

Владыке богов Аншару ты уготовила злое!

И богам, отцам моим, ты также зло замышляешь!

⁸⁵ Да будут войска твои готовы, да будет поднято оружье!

Становись! Ты и я сойдемся в сраженье!”

Когда это услыхала Тиамат,

В мыслях помутилась, потеряла рассудок.

Взревела, вверх взвиваясь, Тиамат,

⁹⁰ От подножья до верха сотряслась ее туша:

Чары швыряет, заклинанья бормочет.

А боги к сраженью оружие точат.

Друг на друга пошли Тиамат и Мардук, из богов он мудрейший,

Ринулись в битву, сошлись в сраженье.

⁹⁵ Сеть Владыка раскинул, сетью ее опутал.

Злой Вихрь, что был позади, он пустил пред собою,

Пасть Тиамат раскрыла — поглотить его хочет,

Он вогнал в нее Вихрь — сомкнуть губы она не может.

Ей буйные ветры заполнили чрево,

¹⁰⁰ Ее тело раздулось, ее пасть раскрылась.

Он пустил стрелу и рассек ей чрево,

Он нутро ей взрезал, завладел ее сердцем.

Ее он осилил, ей жизнь оборвал он.

Труп ее бросил, на него наступил он.

¹⁰⁵ Как убил он предводительницу Тиамат, —

Рассеялось войско ее, разбежались отряды.

А боги-соратники, что с ней выступали,

От страха дрожа, назад повернули,

Убежали, жизни свои спасая,

¹¹⁰ Но в кольце оказались, ускользнуть не сумели.

Он в плен их забрал, разбил их оружье.

Брошены в сеть, очутились в ловушке.

По углам забившись, рыдали тяжко.

Понесли наказанье — в заключенье попали.

¹¹⁵ А одиннадцать, тех, что грозили страхом,

Скопище тварей, что шло с ней справа,

Он бросил в оковы, связал им руки,

Все их воинство он растоптал под собою.

И Кингу, что был надо всеми главным, —

¹²⁰ Он сковал его, Демону Смерти предал.

Он вырвал таблицы судеб, что достались тому не по праву,

Опечатал печатью, на груди своей спрятал.

Как разбил, уничтожил он своих супостатов,

Как бык растоптал врагов надменных.

¹²⁵ Укрепил над врагами славу Аншара.

Мечты Нудиммуда исполнил Мардук храбрейший,

Над богами закованными он закрепил победу.

К Тиамат, что он одолел, он снова вернулся.

На ноги Тиамат наступил Владыка.

¹³⁰ Булавой беспощадной рассек ей череп.

Он разрезал ей вены, и поток ее крови

Северный ветер погнал по местам потаенным,

Смотрели отцы, ликовали в веселье.

Дары заздравные ему послали.

¹³⁵ Усмирился Владыка, оглядел ее тело.

Рассек ее тушу, хитроумное создал.

Разрубил пополам ее, словно ракушку.

Взял половину — покрыл ею небо.

Сделал запоры, поставил стражей, —

¹⁴⁰ Пусть следят, чтобы воды не просочились.

Пересек небосвод, обозрел пространство.

Подобье Апсу, чертог Нудиммуда, он измыслил.

Размеры Апсу измерил Владыка.

Отраженье его — Эшарру создал.

¹⁴⁵ Эшарру, кумирню, что поставил на небе.

Ану, Энлилю и Эйе в их созвездьях-святилищах устроил стоянки.

 

Таблица V

Затем Мардук сотворил звезды на небе, дал сияние Луне и Солнцу, определил день и ночь. В поврежденной части таблицы возможно рассказывалось о создании растений и животных. Последняя часть посвящена восхвалению Мардука другими богами.

 

Он устроил стоянки богам великим.

Звезды-планеты, подобья богов, он сделал.

Он год разделил — начертил рисунок:

Двенадцать месяцев звездных расставил он по три.

⁵ Когда ж начертил он на небе рисунок дней года,

Закрепил он стоянку Неберу, дабы центр указать всем звездам.

Никто бы не погрешил, не стал бы небрежен!

По сторонам Неберу он сделал стоянки Энлилю и Эйе.

С обеих небесных сторон открыл он ворота.

¹⁰ Он затворы поставил справа и слева.

Он зенит во чреве Тиамат поставил.

Дал сияние Месяцу — хранителю ночи!

Научил его сотворению дня — для распознания суток!

“Не прекращая, весь месяц, изменяй рисунок тиары!

¹⁵ Вначале, над страною вздымаясь,

Рога тиары взноси до дня шестого!

В день седьмой появись в половине тиары!

На пятнадцатый день удвой половины — и так каждый месяц!

Когда ж солнце тебя на горизонте узреет,

²⁰ Уменьшайся в короне, отступай обратно!

Исчезая, к дороге солнца приблизься,

И на тридцатый день вновь вставай против солнца!”

 

Разбито более 20 строк.

 

⁴⁵ Когда дни справедливые солнцу назначил,

Стражей дня и ночи поставил,

Истеченье слюны Тиамат

Мардук собрал и согнал ее в тучи,

Сгрудил ее в облака кучевые.

⁵⁰ Веянье ветра, дожди и холод,

Воздымание бури — ее слюны истеченье —

Распределил, своей власти доверил,

Он посгавил главу Тиамат, он на ней гору насыпал.

Он бездну открыл — устремились потоки.

⁵⁵ Тигр и Евфрат пропустил он сквозь ее очи,

Ее ноздри заткнул он — накопил там воды,

Насыпал на грудь ее гору крутую,

Дабы воды собрать, устроил ямы,

Загнул ее хвост, скрутил как веревку, —

⁶⁰ Укрепить Апсу под ногами своими,

Сделал ляжки ее опорою неба,

Отделил половину ее — поставил землю,

Он прах закрепил внутри Тиамат,

Сеть размотал, освободил ее тело.

⁶⁵ Так создавал он небо и землю,

Связь небес и земли скрепил он прочно,

Затем он назначил свои ритуалы, установил свои обряды.

Бразды правленья велел взять Эйе,

Таблицы судеб принес, что забрал у Кингу, —

⁷⁰ Дар заздравный, — одарил им Ану.

 

Таблица VI

Наконец Мардук замыслил создать человека и делится своими планами с премудрым Эа. Собрав совет богов, он решает принести в жертву коварного Кингу и все соглашаются на это. Кингу убивают, выпускают из него кровь, из которой Эа создает людей и возлагает на них бремя служения богам. В благодарность за все деяния боги решают построить для Мардука в Вавилоне храм Эсагилу. По завершении работ все собираются на пир, во время которого устанавливают на небе лук Мардука. Затем Аншар, Лахму и Лахаму нарекли всемогущего каждый тремя именами и посоветовали остальным сделать также.

 

Мардук, речи богов услышав,

Сердцем задумал искусное сделать,

Уста открыл он и молвит Эйе,

Что в сердце задумал, в уме замыслил:

⁵ “Кровь соберу я, скреплю костями,

Создам существо, назову человеком.

Воистину я сотворю человеков.

Пусть богам послужат, чтоб те отдохнули.

Божьи пути изменю и улучшу:

¹⁰ Почитаемы — все, но два будут рода”.

Эйа ответил, слова промолвил,

Совет добавил, чтоб богов успокоить:

“Да будет выбран один из братства,

Он да погибнет — люди возникнут!

¹⁵ Великие боги пусть соберутся —

Один — виновник, отпущение — прочим!”

Мардук собрал богов великих,

С милостью принял, изрек указанье.

Почтительно боги ему внимали.

²⁰ К Ануннакам обратил Владыка речи:

“Если верны ваши прежние клятвы,

Истинно ныне мне да ответьте —

Это кто замыслил сраженье,

Взбаламутил Тиамат, устроил битву?

²⁵ Да будет схвачен устроивший битву,

Его покараю, вы ж мирно живите!”

Отвечали Игиги, великие боги:

“Царю-божеству-небес-и-земли”,

Советнику божьему, своему господину:

“Это Кингу устроил сраженье,

³⁰ Взбаламутил Тиамат, затеял битву!”

Связали его, притащили к Эйе.

Объявили вину его, кровь излили.

Людей сотворил он на этой крови,

Дал им бремя божье, богам же — отдых.

³⁵ Как Эйа, мудрейший, род людской создал,

Возложил на него божье бремя!

Непостижимо для разума это деянье —

По замыслу Мардука Нудиммуд исполнил!

Разделил тогда Мардук, Владыка божий,

⁴⁰ Всех Ануннаков, дольних и горних,

К Ану приставил — охранять решенья.

Триста на небе он выставил стражей.

Земле такую же долю назначил.

Шестьсот поселил их на земле и небе.

⁴⁵ Когда отдал он все приказанья,

Ануннакам небес и земли назначил судьбы,

Ануннаки уста свои открыли,

К Мардуку, владыке богов, обратили слово:

“Ныне, владыка ты наш, как вольности нам ты назначил,

⁵⁰ Благодарностью нашей тебе что еще будет?

Кумирню воздвигнем, наречем ей имя!

Почивальню твою, в ней и мы заночуем, и мы отдохнем в ней!

Мы заложим святилище, место престола!

В день, когда мы прибудем, и мы отдохнем там!”

⁵⁵ Как услышал Мардук эти речи,

Словно ясный день просиял он ликом:

““Врата бога” постройте, как вы возжелали!

Кирпичи заложите, создайте кумирню!”

Лопатами замахали Ануннаки.

⁶⁰ В первый год кирпичи для храма лепили.

По наступленье второго года

Главу Эсагилы, подобье Апсу, воздвигли.

При Апсу построили зиккурат высокий.

Ану, Энлилю и Эйе, как и в Апсу, поставили там жилища.

⁶⁵ В величье Мардук воссел перед ними,

От подножья Эшарру они осмотрели до рогов зиккурата.

Когда же закончили Эсагилу,

Все Ануннаки молельни себе воздвигли

Триста Игигов земли, триста — небес, шестьсот из Апсу, — всех их собрал он,

⁷⁰ Владыка, в святилище, что жильем его стало,

Он богам, отцам своим, пир там устроил: “Вот Вавилон —

“Врата божьи” — жилье ваше ныне

Радуйтесь в нем, веселитесь, ликуйте”.

Места свои заняли великие боги,

⁷⁵ Расставили кубки, на пиру воссели,

Когда ж завершили веселый праздник,

Возвышенное в Эсагиле сотворили

Все уставы назначили, все предначертанья,

Всем богам закрепили места на земле и на небе.

⁸⁰ Великие боги — пятьдесят их воссело,

Семь богов Судьбы — выносить решенья — определили.

Лук, оружье свое боевое, положил перед богами Владыка.

Сеть, что он сотворил, отцы его боги узрели,

Оглядели лук, его форма искусна.

⁸⁵ Хвалили рук его творенье,

Лук пред Советом богов воздел и вымолвил Ану,

Поцеловав “Воистину — это дитя мне”.

Нарек Ану Лук именами “Долгодрев” — его первое,

“Победитель” — второе,

⁹⁰ Третьим станет “Созвездие Лука” — в небесах ему дал сиянье

Меж созвездий дал место ему, меж богов, его братьев!

Как Луку судьбу назначил Ану,

Престол воздвиг — меж богов высочайший,

И в Совете богов тот Лук поселил он.

⁹⁵ Собрались на Совет великие боги,

Укрепили, упрочили Мардука долю —

Сами себя обрекли проклятью,

Поклялись водой и елеем, горла коснувшись:

Над всеми богами ему дали царенье,

¹⁰⁰ Над 6oгами небес и земли власть ему дали.

Величал его Аншар — нарекал Асаллухи.

“К речению уст его склонимся покорно,

Отверстым устам его да внемлют боги,

Горе и долу прочны его указанья,

¹⁰⁵ Да будет возвышен наш сын-отомститель,

Славна его власть, да не будет ей равных

Детищ своих, черноголовых, воистину пастырем он будет

Во веки веков, да не позабудут, да назовут они его деянья,

Да установят его отцам великие хлебные приношенья,

¹¹⁰ Да позаботятся об их храмах, в благочестии содержать да будут,

Да будут зажжены воскуренья, да побудят они людей к заклинаньям

Подобье того, что на небе он создал, на земле да сделано будет,

Черноголовых да научит почитать его боязливо!

Да помнят люди, да взывают к богу!

¹¹⁵ По словам его уст да чтят богиню!

Божествам да приносят хлебные жертвы!

Без небреженья богов да содержат!

Пусть страны свои они возвысят, пусть храмы свои они воздвигнут!

Воистину поделят богов черноголовыемежду собою!

¹²⁰ Нам же, сколько бы имен мы ему ни давали, главное — он воистину бог наш!

Назовем же пятьдесят имен его ныне!

Да будут славны его дороги, да будут равны им его деянья!

Мардук! Так отец его Ану нарек от рождения!

Он создатель водопоев и пастбищ, обогащает он их загоны!

¹²⁵ Он, кто своим оружьем-потопом поражает своих супостатов!

Кто богов, отцов своих, от напасти избавил!

Он, Сын-Солнце, меж богами сияет —

В сиянии его блеска да будут ступать они вечно!

Людей, что он создал, дал им жизни,

¹³⁰ Дал им бремя божье, а богам свободу —

Создать и разрушить, казнить и простить —

Воистину, то в его лишь власти, со страхом почтительным на него да взирают!

Марукка — о да, это бог их, их сотворитель!

Он, кто радует сердца Ануннаков, успокаивает Игигов!

¹³⁵ Марутукку — он прибежище стран, городов и народов!

Этим именем навеки люди его восславят!

Мертакушшу — яростный и разумный, разгневанный и великодушный,

С сердцем просторным, с печенью доброй!

Лугальдимеранки имя его, так наречен он был в Совете!

¹⁴⁰ Его уст реченья мы возносим надо всеми богами, его отцами!

Он воистину владыка надо всеми богами земли и неба! Царь!

От его приказаний в страхе боги горе и долу!

Наделугальдимеранки — этим именем его мы назвали, он — всех богов советник!

Он, кто нам в невзгодах наших на земле и в небе дал приюты!

¹⁴⁵ Он, кто закрепил стоянки всем Игигам и Ануннакам!

От этого имени его дрожат и трепещут в кельях боги!

Асаллухи — имя его, коим нарек отец его Ану!

Меж богов он воистину мудрейший и мощный!

Как в его имени то звучит — стран и богов он дух-покровитель!

¹⁵⁰ Он, кто спас в двоеборье могучем наши обители от разрушенья!

Асаллухинамтила — бог, сохраняющий жизнь,так во второй раз его назвали!

Ибо, как собственные творенья, богов пораженных он исцеляет!

Владыка! Светлыми заклинаньями богов умерших он оживляет!

Он, разрушающий супостатов! Хвалу ему да вознесем мы!

¹⁵⁵ Асаллухинамру — светоч, так в третий раз его нарекли мы!

Сияющий бог, что наши пути освещает!”

Так по три имени дали ему Аншар, Лахму и Лахаму,

И богам, сынам своим, молвили слово:

¹⁶⁰ “Нарекли мы его тремя именами каждый,

Ныне и вы, нам подобно, ему имена нареките!”

Возликовали боги, приказ тот услышав, в Убшукине они обменялись советом.

“Сыну-воителю, отомстителю нашему,

Ныне нашей опоры да восславим Имя!”

¹⁶⁵ В Совете воссели — одарять Судьбою,

Соблюдая обряд, нарекать ему Имя.

 

Таблица VI

Таблица содержит гимн творцу Вселенной и перечисление его пятидесяти имен, соответствующие проявлениям его силы (строки 1—142).

 

¹⁴³ Пятьюдесятью именами величая, великие боги,

Пятьдесят имен нарекли, деяния его возгласили.

¹⁴⁵ Да удержат их, да откроет их Первый,

Мудроумный и сведущий да обмыслят их вместе!

Отец повторит их, да обучит сына,

Правителя, пастыря да внемлют им уши!

К Мардуку, Энлилю богов, да не будут небрежны!

¹⁵⁰ Чтоб цвела бы страна, и он сам был во здравье!

Крепко Слово его, неизменны Приказы,

То, что из уст его, ни один из богов не отменит!

Если глянет он гневно — не склонит выи,

Его ярости бог ни один не перечит!

¹⁵⁵ Не постичь его сердца, не объять его разум.

Согрешитель, неправедник пред очами его предстанут!

Откровение это, что Первому явлено было, —

Записав, сохранил он, дабы в грядущем узнали.

Отца Мардука, что богов сотворил, Игигов,

¹⁶⁰ Да восславят навеки, да назовут его имя!

О Мардуке песнь величальную да услышат,

О том, кто Тиамат осилил и взял себе царство!