Якоб Буркхардт. Культура Италии в эпоху Возрождения
Дата: 15.12.2013 в 02:44
Рубрика : Книги
Метки : 1996, Аретино, Буркхардт, Венеция, Возрождение, Данте, история, история Италии, история культуры, Италия, кондотьер, культурология, Лосев, магия, Пий II, Пикколомини, Ренессанс, Савонарола, Флоренция
Комментарии : нет комментариев
Якоб Буркхардт. Культура Возрождения в Италии. М., Юристъ, 1996
Самый известный труд швейцарского «отца культурологии» Якоба Буркхардта. С опорой на многочисленные источники дано чрезвычайно насыщенное описание итальянской культуры этой блестящей эпохи. В этой книге не найти жизнеописаний Микеланджело и Леонардо (второй вообще упоминается крайне редко), разбора живописных шедевров и т.д. Буркхард анализирует возникающие в эпоху Ренессанса новые формы культурного мышления, те факторы, которые формировали культурное сознание людей. Государство как произведение искусства, открытие пейзажа и любования природой, влияние суеверий и астрологии, отношение к религии и многое, многое другое.
Мировосприятие этих людей было весьма своеобразным. Например, когда сиенцы обсуждали как вознаградить удачливого кондотьера, они пришли к выводу, что даже власть над городом для него недостаточная награда, и тогда они предложил убить его и прославить как святого. Или история о том, как Данте категорически не соглашался принять традиционное для поэтов увенчание в любом другом городе, кроме Флоренции. Он непременно хотел увенчать себя сам, и именно в том месте, где был крещен. А поскольку флорентийцы на его условия возвращения в город не соглашались — король поэтов так и умер не увенчанный. Поэтому все портреты Данте с лавровым венком на голове есть по сути историческая фальсификация (флорентийцы вообще очень старались преуменьшить конфликт гибеллина Данте со своим гвельфским городом).
У Буркхардта в этой книге есть любимые герои, например Эней Сильвий Пикколомини — папа Пий II — гуманист, поэт, дипломат, автор развернутой автобиографии «Комментарии», которую Буркхардт цитирует весьма обильно. Эней Сильвий, в частности, был одним из пионеров в открытии ландшафта, природы. Он был неутомимым путешественником, причем даже тогда, когда у него отнялись ноги — он продолжал передвигаться на носилках, выискивая все новые красивые места и осматривая древности.
Отдельно Буркхардт характеризует всевозможный негатив Возрождения — жестокость, безнравственность, суеверие — знаменитая глава Лосева «Обратная сторона титанизма» в «Эстетике Возрождения» процентов на 70 списана у Буркхардта, но у того нюансировка точнее — он показывает неразрывную связь света и тьмы в возрожденческой личности, не пытается её окарикатуривать. Хотя порой злые карикатуры получаются и у него — с предельным сарказмом описан Пьетро Аретино, изобретатель международной публицистики в которой поносил королей, герцогов и прочих и на этом неплохо зарабатывал. Аретино брал с испанского короля деньги, чтобы писать о нем хорошо и с французского чтобы не писать о нем плохо. Жил он в Венеции, поскольку это был единственный город в котором он не боялся быть зарезанным бесчисленными врагами.
Впечатляющая характеристика дается Савонароле — не только святому и мыслителю, но и первому в истории художнику акционисту. Настоящему, а не такому как гельманы. Его сожжения суетных искусств были перформансами такой красоты и силы, которые нынешним и не снились — в основании маскарадные костюмы, затем сочинения суетных прозаиков и поэтов типа Катулла и Бокаччо и роскошные иллюстрированные рукописи, дальше женские украшения, лютни, арфы, шахматы, и затем — картины и статуи: прежде всего изображения красивых женщин. Когда венецианский купец предложил все это выкупить за 22 тыс золотых — ему ответили, что могут только написать его портрет и присоединить к костру. Вокруг устраивались пение и танцы хороводом, танцевали монахи, мальчики, изображавшие ангелов, священники и молодежь, старики… Это вам не в бассейн «Москва» насрать.
Цитата:
Италия стала школой злословия, какой с тех пор не было больше в мире, даже во Франции времен Вольтера Конечно, у Вольтера и его друзей не было недостатка в духе отрицания, но, где найти в XVIII в такое число подходящих для насмешки жертв, бесчисленных людей, обладающих высоким и своеобразным развитием, знаменитостей во всех областях — государственных деятелей, духовных лиц, изобретателей и первооткрывателей, литераторов, поэтов и художников, которые к тому же открыто демонстрировали бы свое своеобразие. В XV — XVI вв. существовало множество таких людей и, наряду с этим, благодаря общему уровню образования возник слой остроумных, но бессильных людей, прирожденных критиканов и злопыхателей, зависть которых требовала гекатомб, к этому еще присоединялась и зависть знаменитостей друг к другу. Этим отличались прежде всего филологи- Филельфо2, Поджо, Лоренцо Балла и другие, тогда как художники XV в жили почти совсем мирно, соревнуясь друг с другом, что над лежит принять к сведению в истории искусства.
Большой рынок славы, Флоренция, идет, как было сказано, в течение известного времени впереди других городов. «Острые глаза и злые языки» — примета флорентийцев. Мягкая насмешка над всем и каждым была, вероятно, повседневным господствующим там тоном.
Макиавелли в весьма удивительном прологе к своей «Мандрагоре» выводит, справедливо или несправедливо, явный упадок моральной силы из общего злословия, угрожая, впрочем, недооценивающим его самого напоминанием, что он также умеет злословить. За Флоренцией следует папский двор, с давних пор средоточие обладателей самых злобных и при этом самых тонких умов.
Ведь уже «Facetiae» Поджо вышли из лживой каморки (bugiale) апостолических писарей, а если вспомнить, сколько при папском престоле теснится разочарованных искателей мест, преисполненных надежды врагов и конкурентов тех, кто пользуется благосклонностью влиятельных лиц, праздных безнравственных прелатов, то не может вызывать удивление, что Рим стал подлинной отчизной диких пасквилей и основанной на наблюдении сатиры. Если к этому еще добавить общую неприязнь к господству духовенства и известную потребность черни приписывать могущественным людям самые отвратительные свойства, то мы получим невероятную сумму позора78.
Кто мог, защищался от этого наиболее успешно презрением, как в ответ на истинные, так и на вымышленные обвинения, а также блестящим, радостным образом жизни. Люди же более чувствительные могли впасть в отчаяние, если они глубоко ощущали свою вину и еще глубже — обвинения в дурных поступках. Постепенно самая злая клевета распространялась на каждого, и именно строгая добродетель вернее всего возбуждала злобу.
О великом проповеднике Эджидио да Витербо2, которого Лев Х за его заслуги сделал кардиналом и который в беде 1527 г. показал себя достойным и популярным монахом, Джовио говорит, что его аскетическая бледность сохраняется посредством чада от сырой соломы и т. п. В такого рода рассказах Джовио — истый член курии62; как правило, он сообщает свою историю, затем говорит, что сам этому не верит, а в конце в общем замечании дает понять, что кое-что все-таки было.
Подлинной жертвой римских насмешек был добрый Адриан VI; стало общепринятым воспринимать его только в комическом аспекте. С Франческо Берни2, владевшим страшным пером, он с самого начала испортил отношения, угрожая, что распорядится бросить в Тибр не статую Пасквино2, как утверждали, а пасквилянтов. Местью было знаменитое «Capitoli» «против папы Адриана», продиктованное в сущности не ненавистью, а презрением к смешному голландскому варвару; дикие угрозы обращены к кардиналам, его избравшим. Берни и другие84 описывают окружение папы с той же пикантной лживостью, с которой современные парижские фельетоны искусно превращают «Так» в «Иначе», «Ничто» в «Нечто». Биография, которую Паоло Джовио написал по поручению тортосского кардинала и которая была задумана как дифирамб, представляет собой для каждого, кто умеет читать между строк, верх издевательства. Очень смешно читать (особенно итальянцам того времени), как Адриан домогается получить от соборного капитула Сарагосы ладанку с челюстью св. Ламберта, как набожные испанцы снабжают его разного рода украшениями, «пока он не становится похожим на наряженного папу», как он совершает свой стремительный и безвкусный переход из Остии в Рим, как совещается об утоплении или сожжении Пасквино, внезапно прерывает важнейшие обсуждения при докладе, что еда подана, и, наконец, завершает свое жалкое правление, умирая от чрезмерного потребления вина; вслед за этим ночные гуляки повесили на дом его лейбмедика венок с надписью: «Liberatori patriae S.P.Q.R.»2. Правда, при общем сокращении рент Джовио также потерял свою ренту, получив в возмещение приход только потому, что он «не поэт», т. е. не язычник. Но так уж было, видимо, предопределено, чтобы Адриан оказался последней великой жертвой такого рода. Со времени бедствий Рима (1527 г.) вместе с крайней беспутностью жизни исчезли и дерзкие речи.
Но пока они еще процветали, свою деятельность начал, преимущественно в Риме, величайший хулитель Нового времени, Пьетро Аретино. Характеристика его позволит нам не заниматься многими более мелкими представителями того же рода.
Нам он известен, главным образом, по трем последним десятилетиям его жизни (1527-1556 гг.), которые он провел в единственно возможном для него убежище, в Венеции. Находясь там, он держал всех знаменитых людей Италии как бы в состоянии осады; сюда шли подарки иностранных правителей, которые нуждались в нем или боялись его пера. Карл V и Франциск I одновременно платили ему пенсию, ибо каждый из них надеялся, что Аретино досадит другому; Аретино льстил обоим, но склонялся скорее на сторону Карла, поскольку он был господином в Италии. После победы Карла V над Тунисом (1535 г.) этот тон переходит в смешное обожествление; дело в том, что Аретино не переставал надеяться, что с помощью Карла станет кардиналом. По всей вероятности, он пользовался особым покровительством и как папский агент, ибо посредством его высказываний или умолчаний можно было оказывать давление на мелких правителей Италии и на общественное мнение. Он делал вид, что глубоко презирает папство, поскольку хорошо его знает; истинная же причина состояла в том, что Рим уже не мог и не хотел ему платить. О Венеции, где он нашел прибежище, он мудро молчал. Дальнейшие его отношения к выдающимся людям — не более чем попрошайничество и подлое вымогательство.
Аретино впервые злоупотреблял публичностью в своекорыстных целях Памфлеты, которыми обменивались сто лет тому назад Поджо и его противники, были по своей направленности и тону столь же низки, однако они были рассчитаны не на прессу, а на своего рода тайную, частичную публичность, Аретино же рассчитывает на полную и безусловную публичность и является в известном смысле одним из родоначальников журналистики. Он периодически печатает свои письма и статьи, после того как они, вероятно, прежде курсировали в различных кружках.86
Преимущество Аретино по сравнению с сатирическими писателями XVIII в в том, что он не обременяет себя какими-либо принципами, — ни просвещения, ни филантропии, ни других добродетелей, ни принципами науки, весь его багаж выражен в известном латинском девизе «Ventas odium pant»2. Поэтому он не знал и ложных положений в отличие, например, от Вольтера, которому приходилось отрицать, что «Pucelle» («Орлеанская девственница») написана им, и скрывать многое другое на протяжении всей жизни. Аретино подписывал все и открыто хвастался также и впоследствии своими пресловутыми «Ragionamenti»2. Его литературный талант, его ясная и пикантная проза, его богатый опыт в наблюдении над людьми и событиями сделали бы его при всех обстоятельствах достойным внимания, хотя концепция подлинного произведения искусства, действительный драматический дар, способность к созданию, например, комедии у него полностью отсутствовали, кроме самой грубой или изысканной злобы он обладал блестящим даром гротескного остроумия, которое в отдельных случаях не уступает и остроумию Рабле.87 210*
При таких обстоятельствах и с такими намерениями и средствами он бросается на свою добычу или вначале кружит вокруг нее. То, как он увещевает Климента VII не сетовать, а простить, в то время как жалобные вопли опустошенного Рима проникают в замок Ангела, темницу папы, — издевательство дьявола или обезьяны2. Подчас, когда он вынужден полностью отказаться от надежды на дары, его бешенство находит выход в диком реве, как, например в Capitolo герцогу Салерно. Этот герцог некоторое время оплачивал его деятельность, но затем больше не хотел, ужасный же Пьерлуиджи Фарнезе2, герцог Пармы, никогда не обращал на него внимания. Поскольку этот правитель вообще не мог рассчитывать на добрые слова, задеть его было нелегко. Аретино, правда, попытался89 сравнить его внешность со сбиром, мельником и булочником.
Забавнее всего Аретино, когда он просто жалко попрошайничает, как, например в Capitolo Франциску I, состоящие же из угроз и лести его письма и стихи невозможно, несмотря на всю их комичность, читать без отвращения. Вряд ли существует нечто подобное его письму Микеланджело от ноября 1545 г, где наряду с восхищением (по поводу Страшного суда) он угрожает ему, порицая его безбожие, неприличие и воровство (у наследника Юлия II) и затем добавляет в примирительной приписке «Я хотел только показать Вам, что если Вы божественны, т. е. из вина (di-vino), то я тоже не из воды – d’aqua». Аретино хотел то ли из безумного тщеславия, то ли из желания пародировать всякую знаменитость, чтобы его также называли божественным, впрочем, он действительно стал настолько знаменит, что в Ареццо дом, в котором он родился, считался достопримечательностью города. Вместе с тем он иногда в Венеции не решался в течение нескольких месяцев выйти из дома, боясь попасть в руки какого-нибудь разгневанного флорентийца, например молодого Строцци, он перенес удары кинжала и побои, хотя они и не привели к результату, который предсказал ему в своем знаменитом сонете Берни он умер дома от удара.
Аретино делает в своей лести значительные различия не итальянцам он высказывает ее прямо и грубо, людям, таким, как герцог Козимо, он преподносит ее в другой форме. Он восхищается красотой тогда еще молодого герцога, который действительно, подобно Августу, обладал в высокой степени этим качеством, хвалит его нравственный образ жизни, бросая украдкой взгляд на денежные дела матери Козимо Марии Сальвиати, и заключает жалобными стенаниями и просьбой о помощи ввиду растущей дороговизны. То обстоятельство, что Козимо ежегодно, несмотря на свою бережливость, выплачивал ему определенную сумму, достаточно высокую (в последнее время 160 дукатов), объясняется его определенной опасностью в качестве испанского агента. Аретино мог злобно насмехаться над Козимо, поносить его и одновременно грозить флорентийскому поверенному в делах, что он уговорит герцога вскоре отозвать его. И хотя Козимо знал, что Карл V видел его насквозь, ему не хотелось, чтобы при императорском дворе курсировали остро-ibi и сатирические стихи Аретино. Полностью обусловлена обстоятельствами и лесть Аретино пресловутому маркизу Мариньяно, который пытался в качестве «кастеляна Муссо» основать собственное государство. Благодаря за посланные ему 100 скуди, Аретино пишет «Вы обладаете всеми качествами правителя, с этим согласился бы каждый, если бы неизбежная для всех новичков насильственность не делала Вас несколько грубым (aspro)».96
Часто обращали внимание как на нечто особенное, что Аретино хулил только мир, но не Бога. То, во что он верил, не имеет никакого значения, принимая во внимание его поведение, не имеют никакого значения и его назидательные сочинения, которые он писал, руководствуясь лишь внешними обстоятельствами. К тому же я не представляю себе, что могло его заставить богохульствовать. Он не был ни доцентом, ни теоретическим мыслителем и писателем; выжимать же из Бога угрозами и льстивыми речами деньги он не мог, вследствие чего и не ощущал раздражения от отказа. А зря такой человек усилия не тратит.
Лучшее выражение духа современной Италии — абсолютная невозможность появления там подобного характера и подобной деятельности, но с исторической точки зрения Аретино всегда будет иметь важное значение.
Вы можете поддержать проекты Егора Холмогорова — сайт «100 книг», Атомный Православный Подкаст, канал на ютубе оформив подписку на сайте Патреон:
www.patreon.com/100knig
Подписка начинается от 1$ - а более щедрым патронам мы еще и раздаем мои книжки, когда они выходят.
Так же вы можете сделать прямое разовое пожертвование на карту
4276 3800 5886 3064
или Яндекс-кошелек (Ю-money)
41001239154037
Спасибо вам за вашу поддержку, этот сайт жив только благодаря ей.