Михаил Лермонтов. Бородино



LoadingДобавить в избраное


Дата: 30.08.2016 в 00:41

Рубрика : Книги

Комментарии : Один


Современному читателю Лермонтов представляется кем-то вроде печального демона изгнания в русской литературе. Давно канула эра, когда серьезные пубертатные школьники перед учителями и одноклассниками разыгрывали из себя Печорина. Сегодня вместо Печорина — Пикачу, тоже в каком-то роде демон.

Но в массовом сознании Лермонтов так и остается, увы, высокомерным неуживчивым юношей, который всех презирал, со всеми ссорился, каждого высмеивал, сочинял мрачные романтические поэмы и желчную прозу. Ну и в результате плохо закончил. Ровно 175 лет назад — ​27 июля 1841 года был убит на дуэли.

Записные либеральные попугаи непременно добавят цитату про «немытую Россию» и «страну рабов», и образ поэта тем самым будет окончательно окарикатурен: Родину любил, но лишь «странною любовью», с государем не ладил, был ранней версией нигилиста, а значит, для нынешних времен, когда требуется ясность и все поделены на своих и чужих, не актуален.

Такой образ Лермонтова достался нам, во многом, от советской традиции всячески подчеркивать конфликты поэтов с самодержавием, их несистемность и неприятие дворянско-крепостнической реальности, а потому даже монархист и националист Пушкин превращался в этакого либерально-революционного партизана. Что уж говорить о Лермонтове, заключенном в тиски подлой пародии «сатирика» Д. Д. Минаева про «немытую Россию», выданной в 1873 году за подлинное стихотворение поэта.

2820Но у нас был другой Лермонтов. Получилось так, что для советского школьника моего поколения именно лермонтовские стихи становились знаменем русскости. Дело в том, что патриотический Пушкин в школе был практически запрещен — ​ни «Клеветникам России», ни «Бородинскую годовщину» не помещали в учебники и пособия. Пушкин представлялся автором сказок, «Капитанской дочки», «Дубровского» и, для старших, «Евгения Онегина». Он был национален по форме, но большая часть его национального содержания безжалостно вычеркивалась из школьной программы и оставалась лишь для самостоятельного изучения.

Поэтому можно представить себе шок и восторг ребенка, едва перешедшего в среднюю школу и ставшего пионером, когда он впервые открывал лермонтовское «Бородино». Это был живительный порыв здорового национального сознания — ​он и формировал нашу картину мира.

«Чужие изорвать мундиры о русские штыки», «Что значит русский бой удалый, наш рукопашный бой», «Ребята! не Москва ль за нами? Умремте ж под Москвой!». От этих строк веяло столь нужной молодости простотой: вот мы, а вот враги, Россия — ​наше Отечество, сражайся за него, победи или умри.

Там же лепился и образ истинной русской власти — ​не казнокрад и держиморда, а «слуга царю, отец солдатам». Взрослея мы всюду глазами выискивали такого «полковника, рожденного хватом», чтобы идти в бой именно за ним…

Бородинское сражение само по себе было героическим мифом. Отсутствовала какая-либо стратегическая необходимость в этом бое (хотя по его итогам Кутузову удалось практически полностью лишить Наполеона хорошей пехоты) — сражение давали по моральным, психологическим основанием, и главное в нем было создание героического мифа, а для всех его мало-мальски образованных участников — обрести свое величественное место в этом мифе, своими подвигами или своей смертью. Русские на бородинском поле разыгрывали картину из «Илиады». Однако первое время это казалось только образованных русских — офицеров и генералов, а также их друзей поэтов. Собственно именно так и строится «Певец в стане русских воинов» Жуковского — как перечисление имен героев: Ермолов, Милорадович, Коновницын, Вигенштейн…

Гениальность Лермонтова была в том, что он превратил книжный эпос про возвышающихся над толпой героев в народный эпос. Битва абсолютно анонимна, в ней не упоминается даже Кутузов. Только собирательные образы — солдата-артиллериста и офицера-отца солдатам. Но при этом народная стихтия в лице Лермонтова говорит «Я» столь же часто как и «мы». Народ, русский народ, приобрел здесь на Бородинском поле анонимную субъектность. Лермонтов создал прием с помощью которого русский мог отождествить себя с нацией в её высшем на тот момент свершении. Именно поэтому сегодняшний русский воспринимает Бородинское сражение сквозь лермонтовскую оптику..

Любой сражающийся русский — солдат, ополченец, рабочий, публицист, делает это потому, что Лермонтов научил его сражаться, сформировал отождествление своего «Я», маленького «Я» маленького еще мальчишки, с великой битвой русского народа.

«Бородино» — ​это еще и настоящий боевик в то время, когда воображение не было убито смартфонами и сериалами и мы могли себе представить, как «звучал булат, картечь визжала, рука бойцов колоть устала, и ядрам пролетать мешала гора кровавых тел». Лермонтов здесь соперничает с пушкинской «Полтавой», но в нашем детском сознании они сливались в единое целое, строчки цеплялись и путались, так что казалось — ​на Бородинском поле в атаку ведет Петр Первый, а рассказчик-артиллерист готовится «угостить» зарядом и француза, и шведа. Однако выходило так, что именно гвардеец гусар придавал чувство национального восторга этому стиху-кентавру.

И не только одному ему, конечно. «Москва, Москва!.. люблю тебя как сын, как русский, — ​сильно, пламенно и нежно!» — ​учили мы в четвертом классе и узнавали, что любить Первопрестольную и древний Кремль — ​это русское чувство, одно из определяющих национальное сознание. Или удивительная «Песня про царя Ивана Васильевича, молодого опричника и удалого купца Калашникова» — ​самое совершенное воспроизведение традиций народной исторической песни во всей русской литературе.

132

Ну и, наконец, — казачья колыбельная. Сколь многие удивятся внезапно осознав, что это тоже Лермонтов, а не «слова и музыка народные»:

Спи, младенец мой прекрасный,
Баюшки-баю.
Тихо смотрит месяц ясный
В колыбель твою.
Стану сказывать я сказки,
Песенку спою;
Ты ж дремли, закрывши глазки,
Баюшки-баю.

По камням струится Терек,
Плещет мутный вал;
Злой чечен ползет на берег,
Точит свой кинжал;
Но отец твой старый воин,
Закален в бою:
Спи, малютка, будь спокоен,
Баюшки-баю.

Сам узнаешь, будет время,
Бранное житье;
Смело вденешь ногу в стремя
И возьмешь ружье…

Эта колыбельная — совершенный образец этнического кодирования, осуществляемого «низовой» национальной традицией — задается образ угрозы «злой чечен», образ защитника «отец — храбрый воин», и, наконец, программа будущего действия «сам узнаешь, будет время, бранное житье…» и всё это обобщается через любовь матери, соединяющей в себе конкретную мать и обобщенную Мать Матерей — Родину.

«Это стихотворение есть художественная апофеоза матери: все, что есть святого, беззаветного в любви матери, … вся бесконечность кроткой нежности, безграничность бескорыстной преданности, какою дышит любовь матери, — все это воспроизведено поэтом во всей полноте» — отмечал Белинский.

Такого совершенного в своей этнической определенности и эмоциональной  проникновенности русского стихотворения нет даже и Пушкина. Здесь очевидна поколенческая разница: Пушкин — поэт пост-Просвещения, классицист, переходящий к романтизму. Лермонтов — поэт «весны народов», его романтизм уже отчетливо окрашен в народнические, этнические тона. Лермонтов, пожалуй, более этнический поэт чем Пушкин, в то время как Пушкин более национальный политически. Для Пушкина национализм и патриотизм — идея, для Лермонтова — чувство, переживание.

1830–40-е годы вообще эпоха, когда патриотизм и национализм были в Европе признаком хорошего тона. Гордиться Отечеством считалось не узостью взглядов и ретроградством, а здоровым чувством просвещенного человека.

И, разумеется, Лермонтов — ​дворянин, офицер, поэт — ​был русским патриотом в самом строгом смысле слова. Это входило в его представления о собственном достоинстве, которое он ценил достаточно высоко и попросту не мог написать нелепой дряни про «страну рабов». Такие стишата могли выйти только из зловонной среды «бесов» времен торжествующего революционного нигилизма 1870-х.

Но для  Лермонтова естественная любовь к Отчизне была и предметом обостренной рефлексии. Об этом он и написал свою «Родину». Для вступившего в период разочарованности и скептицизма поэта благороднейшее чувство больше не восторг перед «славой, купленной кровью», а восхищение живой природной и человеческой средой, растворение в той жизни, какую ведет простой народ.

Лермонтов говорит о своем не-классицистическом переживании Родины, столь очевидном нам, но столь новом еще для старших современников…

Ее степей холодное молчанье,
Ее лесов безбрежных колыханье,
Разливы рек ее подобные морям;
Проселочным путем люблю скакать в телеге
И, взором медленным пронзая ночи тень,
Встречать по сторонам, вздыхая о ночлеге,
Дрожащие огни печальных деревень.
Люблю дымок спаленной жнивы,
В степи ночующий обоз,
И на холме средь желтой нивы
Чету белеющих берез.
С отрадой многим незнакомой
Я вижу полное гумно,
Избу, покрытую соломой,
С резными ставнями окно;
И в праздник, вечером росистым,
Смотреть до полночи готов
На пляску с топаньем и свистом
Под говор пьяных мужичков.

И, разумеется, невозможно было бы любить «дымок спаленной жнивы, в степи ночующий обоз», быть готовым до полуночи смотреть «на пляску с топаньем и свистом под говор пьяных мужичков» и вместе с тем обзывать сей возлюбленный рай «немытым», мечтая о скорейшем избавлении «за стеной Кавказа». Ложь фальсификаторов очевидна именно здесь. Будучи людьми другого поколения, поколения смрадного нигилизма, они надсмеялись именно над тем народным этническим патриотизмом, который для самого Лермонтова был одним из его драгоценнейших поэтических открытий. Для них он был чем-то само-собой разумеющимся, для гусара, ставшего пехотинцем, — его прорывом, превосхождением «классицистической» модели патриотизма…

Если бы Лермонтов решил написать что-то оскорбительное для Отечества, то уж конечно он выбрал бы мишенью именно классицистический его образ — образ «славы купленной кровью», а не Родину в её простонародности. Лермонтов был слишком аристократом, чтобы презирать мужика. Такое презрение могло родиться лишь в среде низшего чиновничества и разночинства, через ненависть к самодержавию и «русской немытости» возводившего себя в «европейцы». Весь этот комплекс переживаний, выразившийся в бартеневско-минаевской подделке, бесконечно далек от того круга тем, в котором жил Лермонтов.

Творчество Лермонтова, как и любого большого поэта, многогранно. Но для сегодняшней России он важен прежде всего как великий русский национальный поэт — ​певец Бородинской битвы и древней Москвы, трубадур русского простора и воинской славы, расширившей границы государства на Кавказе. Имя Лермонтова необходимо защитить от нелепой и подлой клеветы, обвиняющей его в сочиненной революционными пародистами русофобии. И ему необходимо воздать честь как учителю, рассказавшему поколениям и поколениям наших мальчишек, что значит быть русским. Кто бы и где бы ни сражался за нашу страну и народ сегодня — ​свой огромный вклад в их решимость и стойкость внесли стихи Лермонтова.

Опубликовано в газете «Культура» 26 июля 2016

БОРОДИНО

 13932297682675182330

— Скажи-ка, дядя, ведь не даром
Москва, спаленная пожаром,
Французу отдана?
Ведь были ж схватки боевые,
Да, говорят, еще какие!
Недаром помнит вся Россия
Про день Бородина!

13932297623673362389

— Да, были люди в наше время,
Не то, что нынешнее племя:
Богатыри — не вы!
Плохая им досталась доля:
Немногие вернулись с поля…
Не будь на то господня воля,
Не отдали б Москвы!

04lab7kvh1313797992Мы долго молча отступали,
Досадно было, боя ждали,
Ворчали старики:
«Что ж мы? на зимние квартиры?
Не смеют, что ли, командиры
Чужие изорвать мундиры
О русские штыки?»

13932297743867846497

И вот нашли большое поле:
Есть разгуляться где на воле!
Построили редут.
У наших ушки на макушке!
Чуть утро осветило пушки
И леса синие верхушки —
Французы тут как тут.

0_96645_ba0d365e_XL

Забил заряд я в пушку туго
И думал: угощу я друга!
Постой-ка, брат мусью!
Что тут хитрить, пожалуй к бою;
Уж мы пойдем ломить стеною,
Уж постоим мы головою
За родину свою!

1393229779834943211

Два дня мы были в перестрелке.
Что толку в этакой безделке?
Мы ждали третий день.
Повсюду стали слышны речи:
«Пора добраться до картечи!»
И вот на поле грозной сечи
Ночная пала тень.

139322978153010051

Прилег вздремнуть я у лафета,
И слышно было до рассвета,
Как ликовал француз.
Но тих был наш бивак открытый:
Кто кивер чистил весь избитый,
Кто штык точил, ворча сердито,
Кусая длинный ус.

13932297821732376495

И только небо засветилось,
Все шумно вдруг зашевелилось,
Сверкнул за строем строй.
Полковник наш рожден был хватом:
Слуга царю, отец солдатам…
Да, жаль его: сражен булатом,
Он спит в земле сырой.

13932297832400425158

И молвил он, сверкнув очами:
«Ребята! не Москва ль за нами?
Умремте же под Москвой,
Как наши братья умирали!»
И умереть мы обещали,
И клятву верности сдержали
Мы в Бородинский бой.

13932297843068306819

Ну ж был денек! Сквозь дым летучий
Французы двинулись, как тучи,
И всё на наш редут.
Уланы с пестрыми значками,
Драгуны с конскими хвостами,
Все промелькнули перед нам,
Все побывали тут.

Вам не видать таких сражений!..
Носились знамена, как тени,
В дыму огонь блестел,
Звучал булат, картечь визжала,
Рука бойцов колоть устала,
И ядрам пролетать мешала
Гора кровавых тел.

Изведал враг в тот день немало,
Что значит русский бой удалый,
Наш рукопашный бой!..
Земля тряслась — как наши груди,
Смешались в кучу кони, люди,
И залпы тысячи орудий
Слились в протяжный вой…

Вот смерклось. Были все готовы
Заутра бой затеять новый
И до конца стоять…
Вот затрещали барабаны —
И отступили бусурманы.
Тогда считать мы стали раны,
Товарищей считать.

Да, были люди в наше время,
Могучее, лихое племя:
Богатыри — не вы.
Плохая им досталась доля:
Немногие вернулись с поля.
Когда б на то не божья воля,
Не отдали б Москвы!

Код вставки в блог

Копировать код
Поделиться:


Вы можете поддержать проекты Егора Холмогорова — сайт «100 книг», Атомный Православный Подкаст, канал на ютубе оформив подписку на сайте Патреон:

www.patreon.com/100knig

Подписка начинается от 1$ - а более щедрым патронам мы еще и раздаем мои книжки, когда они выходят.

Так же вы можете сделать прямое разовое пожертвование на карту

4276 3800 5886 3064

или Яндекс-кошелек (Ю-money)

41001239154037

Спасибо вам за вашу поддержку, этот сайт жив только благодаря ей.

Как еще можно помочь сайту