Николас Ривз. Эхнатон. Лжепророк Египта

Ривз Н. Эхнатон. Лжепророк Египта. / Переводчик: А. Варфоломеев. — М.: ИП А. Д. Варфоломеев, 2014. — 224 с.

Николас Ривз довольно скандальный египтолог, ведший раскопки в Долине Царей, которому было даже запрещено ведение раскопок после обвинений в контрабанде. Написал он о знаменитом и вызывающем много восторогов фараоне Эхнатоне довольно скандальную разоблачительную книгу. Скандальности книге придает то, что в России она издана усилиями Виктора Солкина, которого наше профессиональное египтологическое сообщество терпеть не может и считает шарлатаном.

Тем не менее почитать книгу Ривза мне было очень интересно, так как он дает массу фактуры, включая визуальной и дает решения загадок способом непохожим на тот, который принят в российской египтологии. Например «тайну золотого гроба», решение которой предложил Перепелкин (в золотом гробу лежит Сменхкара, зять Эхнатона), Ривз решает сплеча, вернувшись к первоначальной гипотезе, что в гробу похоронен сам Эхнатон. Тутанхамона он рассматривает как сына Эхнатона (а не Сменхкара). Самого Эхнатона он обвиняет в разнообразных смертных грехах — от тирании и массовых расправ со староверами, до инцеста в отношении собственных дочерей, которые должны были родить ему наследника мужского пола (что несколько противоречит тезису о сыновстве Тутанхамона). Все это в общем дает представление не столько об истине, сколько о том, как все диковато и расплывчато может быть в египтологии.

Очень показательно для нынешнего состояния западных умов развенчание Ривзом мифа о царе-гомосексуалисте. Такая странная теория была построена особенно прогрессивными египтологами на основании стелы, на которой изображены два царя, которые ласкают друг друга. Оба в царских коронах. Было решено, что изображается Эхнатон вместе со Сменехкара, что приводило к полнейшему ахтунгу. Эхнатон назначил соправителя, которого открыто ласкал на изображениях. Однако после внимательного изучения надписей на стеле, где имелись незаполненные картуши их подсчет показал, что эти картуши могли означать только царя и царицу, для двух царей их не хватало. Перед нами вполне стандартная картинка Эхнатон и Нефертити, отношения которых в амарнском искусстве изображались чрезвычайно чувственно. Ривз предполагает, что в конце жизни Эхнатона Нефертити стала его соправительницей и правила после его смерти.

Всё это очень вилами по воде писано, а вот характеристика, даваемая религиозным исканиям и претензиям Эхнатона весьма убедительна и, в общем-то, совпадает с его оценкой, вынесенной в конце жизни Перепелкиным, который публично жалел, что вообще потратил столько лет на этого персонажа, оказавшегося пустым мечтателем. Приговор Ривза безжалостен:

«Хотя эта эпоха началась достаточно успешно, очень скоро наступило время деградации, хаоса и всеобщих гонений на религию; по стране прокатилась волна бессмысленных разрушений, и настал практически полный экономический коллапс. За то что совершил Эхнатон ему не могло быть прощения: с безжалостностью, не имеющей аналогов в истории Египта Амарна — одновременно город и идея — была разрушена до основания, а все следы существования фараона систематически уничтожались.

Каким же человеком был «первый пророк» Атона? Благодаря своим религиозным реформам, Эхнатон долгое время считался близким современному, преимущественно монотеистическому миру; а то что преобразования фараона потерпели полный крах, лишь подтверждало его образ как раннего защитника религиозной правды, власти добра. Такое представление, почти сто лет назад возникшее благодаря Джеймсу Генри Брестэду и Артуру Вейгаллу и охотно подхваченное богословами и общественным мнением, без сомнения ложно».

Религия Эхнатона, по мнению Ривза, выросла из потребностей внезапно образовавшейся Египетской Империи.

«Из-за огромного наплыва иноземных рабов, торговцев и знатных людей, случившегося во времена XVIII династии, Египет стал многонациональной страной. Настороженность египтян по отношению к иноземцам… постепенно пошла на спад. Со временем, многие из них вступили в браки с коренными жителями и начали стремиться к интеграции в египетское общество… Как Амон, так и Ра были чисто египетскими божествами, и они в эти новые интернациональные времена уступали дорогу богу, не с вязанному ни с одной конкретной местностью. С ростом популярности солнцепоклонничества, Атон начинает вносить все больший вклад…: как универсальный символ, видимый во всех странах, он, очевидно, считался более подходящим выражением «имперской» силы, с которым царь сливался в единое существо в момент смерти. Придание Атону статуса нового, универсального бога империи… означало усиление власти царя».

Получив власть молодой фараон решительно начал укреплять культ Атона как единственного божества Империи. Он перенес столицу в новый город Ахетатон (Горизонт Атона) спланированный так, что солнце должно каждое утро восходить от царской гробницы. Собственно именно анализ Ривзом планировки Эхнатона, четко показывающий идею Царя-Солнце, который должен освещать Египет даже после своей смерти — из гробницы, показался мне в этой книге самым интересным.

На фресках возникшего при Эхнатоне амарнского стиля расцвели цветы, зазеленели травы, защебетали птицы, в них стало много живого прелестного натурализма. Особенно выделялись изображения царской семьи – первые годы фараон изображался с какой-то даже нарочитой утрированностью, как человек с вытянутым лицом, непропорциональной фигурой, выпуклым животом, как конкретный индивид, а не идеальный тип, подобно предшественники. Затем изображения Эхнатона смягчились, но акцент начал делаться на царской семье – вот царь и царица Нефертити с аппетитом едят шашлыки и цыпленка, вот фараон ласкает дочурок, а вот слишком нежно для парадных изображений обнимает жену.

Однако если приглядеться внимательней, фараон требовал поклоняться не единому Богу, не солнцу, не природе, не жизни, а… самому себе. «Богом в религии Эхнатона был сам Эхнатон» — полагал египтолог Джеймс Аллен.

Везде в религиозных текстах Эхнатона проводится мысль, что единственным возлюбленным сыном Атона и его воплощением является сам царь, все милости, на самом деле, исходят только от него. Теряющий границы приличия натурализм амарнского искусства в изображении царя имеет целью подчеркнуть – воплощением правящего миром божества является не абстрактный фараон по должности, а вот этот вот конкретный человек, именно он является богом этого мира. От подданных требовалось восхищаться его личностью и любить его самого, а не почитать его сан, по сути Эхнатон выступил как лжемессия.

«Его Диск создал космос… и поддерживает его существование, но похоже, что он не проявляет никакого сострадания к своим творениям. Он дает им жизнь и средства к существованию, но делает это с безразличием. Ни один текст не говорит нам о том, что он слышит мольбы бедняка, или помогает больному, или прощает грешника… Сострадающий бог не отвечал задачам Эхнатона» – цитирует Ривз американского египтолога Дональда Редфорда.

Раньше в Книге Мертвых покойный клялся перед Осирисом: «Я не творил несправедливого относительно людей. Я не делал зла. Не делал того, что для богов мерзость. Я не убивал. Не уменьшал хлебов в храмах… не исторгал заупокойных даров у покойников. Я не уменьшал меры зерна, не убавлял меры длины… не увеличивал весовых гирь, не подделывал стрелки весов». Новая религия Эхнатона стояла вообще вне нравственных координат.

В текстах эпохи солнцепоклоннического переворота не было и намека на нравственное начало и веру в жизнь после смерти. Они ограничиваются любованием прекрасными проявлениями живой натуры, выражающейся прежде всего в фараоне и его семье, забывая о страданиях и смерти, которые всегда рядом с человеком. Несправедливость и несовершенство мира Эхнатоном полностью игнорировались.

«Манера, в которой царская семья изображалась на стелах домашних святилищ, была раскрепощенной и неформальной: солнечный диск протягивает свои животворящие лучи к царю, который нежно прикасается к подбородку жены, а вокруг резвятся некоторые из их детей. Дают ли подобные изображения правдивую картину счастливой семьи, живущей в мире со своим богом, собой и со всем миром? Это вопрос спорный. Учитывая то, что мы начинаем понимать об амарнской системе, более вероятно, что это картина пропагандистская. Царь хотел, чтобы о нем так думали. Существовавшая в действительности диктатура была настолько далеко от этого, насколько вообще возможно. Есть много аналогий с современностью: гладящий собаку фюрер, попыхивающий трубкой Сталин, блаженный Маоцзедун».

Египтянам жившим в мире традиции и почитавшим царя как обобщенную силу навязывался царь-персона, со всеми его уродствами, вызванными, как считает Ривз, синдромом Марфана.

Примерно на 10 году правления Эхнатон разворачивает настоящий антирелигиозный террор сравнимый с якобинским и большевистским. Преследуются не только Амон и его супруга Мут, преследуется само слово «бог». Атон и Эхнатон теперь «владыки» (хочется сказать вожди или фюреры), а имя бога запрещено.

«Эта кампания была не только формальностью: осуществлялось реальное и планомерное преследование, наводившее ужас на население Египта, поскольку запрещенные иероглифы уничтожались не только в общественных местах. В ходе археологических исследований были обнаружены личные вещи, такие как баночки с косметикой для глаз и памятные скарабеи, с которыми поступили так же безжалостно. Опасаясь, что у них будут обнаружены такие крамольные вещи, сами владельцы сбивали или стачивали с них три запрещенных знака, которыми обозначалось имя бога Амона, даже на миниатюрных картушах, содержащих старое имя царя. Такие проявления панической самоцензуры и показной преданности являются зловещими признаками мании преследования, охватившей страну».

Являвшиеся раньше двигателями экономики страны храмы были закрыты и разорены, империя в Азии начала распадаться, захваченная хеттами. «Знай же, о царь, мой господин, что все земли царя, моего господина, были захвачены».

«За 17 лет диктаторского правления, пропитанных параноидальной боязнью заговров сторонников Амона, царь-еретик подвел страну и народ к самому краю бездны».

После смерти Эхнатона и правившей, по мнению Ривза, в качестве его преемницы Нефертити (он приписывает ей знаменитое письмо к хеттскому царю с просьбой прислать жениха, которое более традиционная египтология приписывает дочери Эхнатона Анхесенамон — но это конечно абсурд) Тутанхамон пытается восстановить нормальность, начиная со страшной констатации положения обезбоженной страны:

«Были храмы богов и богинь, начиная от Элефантины, вплоть до топей Дельты преданными забвению, не знающими своих домов, впавшими в состояние разрушения, превратившимся в развалины, поросшими травой. Их покои были подобны тому, что не существует. Их дворы были проходным двором. Была страна в упадке. Отвернулись боги от этой страны. Если посылали войско в Палестину, чтобы расширить границы Египта, то не выпадал ему на долю какой-либо успех. Если молили бога, чтобы испросить у него совета, то он не приходил совсем».

Военачальник-консерватор Хоремхеб положил окончательный конец этому кошмару, попросту вычеркнув Эхнатона и его наследников из истории и оставив власть новой династии Рамессидов.

Книга Ривза, при всей её желтизне, хороша тем, что снимает флер наброшенный на фигуру Эхнатона модернистской историографией — «царь реформатор», пропагандировавший «прогрессивный по тем временам монотеизм и близость к природе», «близкий к природе и реализму», «не понятый отсталыми современниками». Это настоящая парадигматическая фигура для всевозможных реформаций и революций. И Ривз очень хорошо показывает и грязные истоки и чудовищную цену, которую платит страна за такие революции.